Государь
Шрифт:
— Гхм-гм…
Посмаковав на языке очередной мелкий глоточек превосходно согревающего и умеренно бодрящего напитка, Великий государь обратил внимание на архимандрита Афанасия — который под понукающим взором митрополита и его сторонников неохотно достал из глубин своей рясы книгу в обложке из зеленого сафьяна. Положив ее перед собой, настоятель Чудова монастыря осторожно покосился на Иоанна Васильевича, и нейтральным тоном пояснил:
— Вот, на прошлой седьмице подкинули в обитель…
Половина сидящих за столом церковников тут же уставилась
— Книжица сия писана рукой твоей целительницы… Тайными письменами преотвратного вида.
Энергично закивав, епископ Сергий тут же добавил свое авторитетное заключение:
— Как есть богопротивная каббала!
Не смолчал и владыко Герман:
— Или вовсе чертокнижие!.. Кого держишь близ сердца своего, Великий государь? Уже и слухи дурные пошли о том, что больно много власти над тобой забрала эта Дивеева.
Огладив ухоженную бороду и изобразив на лице «как же вы меня утомили!», самовластный правитель отставил в сторону еще не опустевший кубок и лениво пошевелил пальцами — сподвигая архимадрита встать и с легким поклоном вручить ему сафьяновое доказательство грехопадения.
— Слухи, говоришь?
Сорокалетний царь был известен не только любовью к чтению разных книжных трудов, но и осторожностью — посему на его столе легко нашлась специальная костяная лопаточка, с помощью которой полагалось вскрывать и читать разные послания. Переворачивать страницы она тоже годилась: шелестя плотной дорогой бумагой, хозяин Московского Кремля меж делом допил свой кубок и все тем же обманчиво-рассеянным тоном уточнил у архиепископа Казанского:
— А их, часом, не те же людишки распускают, кои во мне любовь к астрологии углядели?
«Не заметив» быстрых переглядываний части своих гостей, Иоанн Васильевич ненадолго задержал взгляд на одной из схем в виде расчерченного на доли круга — разглядывая вполне понятные ему значки из Менделеевой таблицы первоэлементов. К слову, имя-отчество составителя этой таблицы было точь-в точь как у старшего сына, отчего любящий родитель и запомнил этого великого алхимика древности…
— Нет, Великий государь.
— Н-да? Будешь грамотку для Ваньши составлять, не сочти за труд — впиши и этих… Излишне языкатых.
— Как можно?! Тайна исповеди священна!!!
Подняв голову от заполненных красивым почерком Домны страниц, правитель Северо-Восточной Руси окинул казанского иерарха странно-насмешливым взглядом. Затем молча подвинул рукопись к младшенькому Федору — благо тот как раз закончил портрет архиепископа Леонида и с искренним огорчением разглядывал темную гущу на дне своей посудинки из тонкого костяного фарфора.
— Сыно, прочесть осилишь?
— Да, батюшка.
— Скажи тогда честным отцам, что это за книга, и о чем в ней писано.
— М-м?.. По виду это обычный рабочий дневник… Да вот и
Скользнув глазами по оглавлению, написанному хозяйкой на одной из разновидностей санскрита, юный царевич высказался конкретнее:
— Содержит размышления и труды Домнушки в составлении новых лечебных отваров.
Задумчиво проведя иссохшей ладонью по окладистой и абсолютно седой бороде, епископ Савватий чуть наклонился вперед и полюбопытствовал:
— А ей это зачем, отроче? Для какой-такой надобности? Она ведь и без того… Справляется.
— Домна одна, владыко, а хворобых на Руси много: вот чтобы обычные лечцы и лекарки могли применять в своих трудах действенные снадобья, она и…
Раздраженно дернув головой, Рязанский епископ в полный голос заметил:
— Все болезни посылает нам Бог за грехи людские, и не дело роптать на промысел Божий! И наипаче — идти ему наперекор!!!
Размеренно проглядывая одну страницу за другой, царевич Федор негромко напомнил отцу:
— Авва Макарий говорил, что все болести настылает Лукавый на погибель рода людского… А еще, что знахари и травники помогают людям побороть хвори, и потому стоят на стороне Света.
Хоть и тихо он говорил, но нынешний архипастырь его услышал, почувствовав едва ли не изжогу от очередного напоминания о предшественнике. Кое-что расслышал и владыко Казанский, тут же недовольно поджав губы, и всем своим видом выказывая неодобрение и несогласие с речами покойного митрополита. Но вступать в полемику с младшим царевичем не стал, еще не отойдя толком от внезапного бунта кишок в собственной утробе. Вместо этого Герман довольно осторожно укорил Великого государя:
— Целительница твоя в Аптекарском приказе такие порядки завела, что девки молодые и незамужние разными непотребствами занимаются; а то и вовсе надолго уезжают по ее наказам, заготавливать сено лечебное. Да службу исполняют вместе со служителями приказными из недорослей и молодых парней, пребывая под присмотром всего лишь десятских своих — оттого возможен блуд всяческий, и поругание веры! Да и самого тебя, царя православного, каждую субботу добрых полдня в бане тешит…
Запнувшись на половине фразы, архиепископ все же решил свернуть с обсуждения царских привычек на более безопасную тему. Не так, чтобы прям уж совсем, но там хотя бы надежные видаки-свидетели имелись:
— А еще слухи ходят по Москве, что Дивеева сбила с пути истинного царевну Евдокию, приохотив ее к зельеделию!
От дальнего оконца совсем некстати донесся смешок царевича Ивана, невольно смазавший обличительную речь казанского иерарха. Впрочем, и без того оная не произвела ожидаемого впечатления на боголюбивого царя, начисто проигнорировавшего слова о дочери и всего лишь заметившего в ответ:
— Каждый подданный имеет право послужить трону, и всяк может принести пользу, будучи правильно применен. Сыно, мы ждем…