Государев наместник
Шрифт:
За несколько лет бывший мурза, а ныне православный помещик Василий Шарафутдинов сумел обжиться на новом месте, построил просторную избу, амбары, скотный двор и конюшни. Гостей он встретил настороженно, но узнав, что они новые поселенцы, свой брат – помещики, стал общительным и радушным. Шарафутдинов показал им всё, чем владел: коров, бычков и нетелей, овец, лошадей, но особо гордился пашней, двадцатью четями чернозёма, на которой уже начала набирать колос озимая рожь. Он мог бы и расширить запашку, земля у него была, но этому мешало отсутствие рабочих рук, крестьян у Шарафутдинова было всего пять семейств, тоже принявших православие. Шляхтичей интересовало, есть ли
– Слава Богу, меня до поры не наведывали, – ответил Шарафутдинов. – А вот на левом берегу иногда маячат их станицы.
Шляхтичи переглянулись и приуныли.
Ради приезда нечаянных гостей Шарафутдинов распорядился зарезать двух баранов и устроил небольшое пированье. Столы поставили под большой раскидистой березой. Кроме мяса, на угощение подавали блюда из камской рыбы. Пили брагу, настоянную на меду, домашнее пиво. Шляхтичи ели и пили с неохотой: известия о возможной встрече со степняками на Майне порядком испортило им настроение. На брагу налегали только подьячий и десятник стрельцов. Хозяин тоже примерно поспевал за ними.
Палецкий вышел из-за стола и направился к берегу Камы. Утром предстояло через неё переправляться, и он хотел взглянуть на реку, которую считали соперницей Волги. Вода в ней была темна и быстротечна, немалой была и её ширина, опасны водовороты. Палецкий поёжился от холодного ветерка и пошёл вдоль берега, подыскивая место, где способнее спускать к воде повозки. Через сотню шагов его привлёк запах дымка. Шляхтич миновал заросли ивняка и вышел на поляну, где стояла избёнка, рядом с ней на бревне сидел оборванный мужик и чинил верёвочную упряжь. Заметив Палецкого, мужик рванулся бежать, но ему под ноги из избёнки выбежал голый ребёнок. Мужик замер на месте и смотрел на шляхтича затравленным взглядом. Услышав шум, к нему подошла баба с ребёнком на руках и встала рядом.
– Что вы обочь от других людей живёте? – спросил Палецкий.
Мужик молчал. Задав ещё несколько вопросов, шляхтич понял, что ответов он не услышит, повернулся и пошёл прочь.
– Знамо дело, беглый, – сказал Говоров. – Летом крестьянишки утекают от своих хозяев. У этого новокрещёна, поди, ещё можно сыскать беглых мужиков. Здесь это дело обычное.
За Камой людских поселений не было до самых башкирских и калмыцких кочевий. Скоро должна быть Майна, и шляхтичи стали с пристрастием озирать всё вокруг, начались земли, на которых, должно быть, их поместья. Они шли от Казани уже больше недели через пустые незаселённые земли, сплошь и рядом попадались прекрасные места, где можно было ставить усадьбы, но государев перст указал им именно Майну, и шляхтичи послушно шли туда, куда им было велено.
После завоевания Казанского и Астраханского ханств Московскому государству стали подвластны пустынные, не заселённые людьми земли величиной с пол-Европы. Их надлежало освоить и заселить, но сначала создать мелкие и крупные гнёзда русских поселений, чтобы, опираясь на них, производить переселение людей из центральных уездов. От Камы до Майны и далее было пусто, и полоцким шляхтичам предстояло поставить на безлюдной реке первые усадьбы, распахать целину, укорениться в Заволжье, чтобы им вслед, уже с меньшей опаской, пришли другие.
– Вот и Майна! – сказал подьячий Говоров, указывая рукой на неширокую речку, которая тихо несла свои воды среди невысоких берегов, заросших тальником, камышом и осокой.
Шляхтичи привстали на стременах и заозирались, настал решительный час выбора земли для поместий, и каждый стремился угадать самое удачное и выгодное место.
Лайков поднял коня на дыбы,
– Годи, Сергей! – остановил его Палецкий. – Давайте, други, условимся, чтобы в будущем споров промеж не было, двое едут на ту сторону Майны, двое остаются здесь и все разъезжаются в разные стороны.
– Добро! – крикнул Лайков, пришпоривая коня. – Я свою землю нашёл!
– Кто со мной на ту сторону? – спросил Палецкий.
– Я поеду, – сказал Степанов. – От этого Лайкова надо жить подальше.
– Разбивай здесь стан, – велел Палецкий стрелецкому десятнику. – А я с отказчиком и Степановым пойду за Майну.
Выехав на другой берег реки, Палецкий бросил поводья. Конь остановился, пожевал удилами и, медленно ступая, пошёл, круто забирая вправо, в травяное поле. Степанов направил своего коня в другую сторону, а Говоров поехал следом за Палецким, Ему, старому отказчику помещичьих угодий, не впервой приходилось видеть, как поселенцы, увидев свою землю, приходят в лихорадочное возбуждение, словно нашли сундук с золотом. Вот и Палецкий ехал по своей земле, чувствуя, как его переполняет безграничный восторг от всего, что он видел вокруг. Это широкое и ровное поле, обильно поросшее медоносными травами, эта дубрава, эта берёзовая роща, этот пойменный луг – всё это может, дай он знак подьячему, перейти в его владение, стать собственностью его рода. Но шляхтич не стал торопиться с решением столь важного дела. Он проехал поле вдоль и поперёк, несколько раз сходил с коня и раскапывал землю, каждый раз убеждаясь, что это чернозём, а не глина, как в оставленном полоцком поместье. Обратил внимание Палецкий и на то, что здесь имеется небольшая впадина и ручей, значит, можно будет поставить свою мельницу. Прельстило шляхтича и то, что невдалеке от его владений имелся преобширный чёрный лес, а на усадьбу, крестьянские избы и прочие постройки требовалось немалое число брёвен.
Подьячий Говоров лежал в траве и, лениво хрумкая сухарём, разглядывал кучевые облака, которые стали наливаться предгрозовой синью. Услышав конский топ, он поднялся на ноги. Подъехал Палецкий и, не сходя с коня, объявил:
– Пиши, Говоров, отказную грамоту на эту землю.
– Куда спешить, – сказал подьячий. – Написать недолго, да ты погуляй вокруг, может, что ещё приглянется.
– Нет, беру эту землю! – заявил Палецкий. – Лучше не бывает!
– Смотри не передумай, – проворчал Говоров, забираясь на своего коня. – В другой раз писать не буду. У меня и бумаги и чернил только на одну грамоту.
– Экая незадача, – усмехнулся шляхтич. – На это дело у меня золотой всегда найдётся.
– Тогда поехали! – повеселел подьячий. – Вон, зришь горелый дуб, от него и начнём, вешка приметная, ещё лет сто простоит.
Между дубравой и берёзовой рощей, на краю выбранного шляхтичем поля стоял громадный дуб, вернее, чёрный обгорелый остов от дерева. Возле него Палецкий и Говоров на малое время остановились. Подьячий зажмурил левый глаз, прицелился правым и промолвил:
– Начнём, благославясь!
И тронул коня в сторону рощи. Шляхтич двинулся за ним следом. Проехав немного, он заволновался:
– Стой, Говоров! Как же ты землю меришь?
– А ты на моего коня гляди, шляхтич, – рассмеялся подьячий. – Конь у меня, как и я сам, дошлый отказчик. Как головой махнёт, так есть пять сажен.
– Не может того быть! – изумился Палецкий.
– Не ты первый в сомнении, – сказал Говоров. – Я на спор этим конём не один штоф вина выпил.
– Значит, всё ладно будет? – спросил шляхтич.