Государев наместник

Полотнянко Николай Алексеевич

– Напилась? Наелась? Тогда пожалуй, барыня, в оглобли, – сказал Прокопка и ударил кобылу верёвкой по боку. Но та даже не шевельнулась, стояла как вкопанная и только стригла ушами.

– Пойдём, что ли, – сказал Прокопка и потянул кобылу за верёвку.

В это время из-за реки до него донёсся шум, похожий на отдалённый топот многих коней, а его кобыла вдруг звонко заржала. С другого берега в воду упало что-то тяжёлое. Это был степановский мужик. Прокопка с перепугу рванул за собой лошадь и укрылся за деревьями. Было слышно, как мужик мычит и барахтается в воде. Прокопка выглянул из-за дерева и увидел на другом берегу двух всадников в овчинных шубах, один из них выпустил из лука стрелу, и поднявшийся из

воды мужик упал навзничь, подняв сноп розовых брызг.

На берег выехали еще несколько всадников. Полопотав промеж собой, они стали спускаться с берега к воде. Некоторое время Прокопка зачарованно на них глядел, затем неведомая сила оторвала его от земли и забросила на спину лошади. Ей передался Прокопкин страх, она пронзительно завизжала и кинулась к стрелецкому стану. Прокопка, не останавливаясь, промчался мимо заполошно мечущихся среди возов стрельцов, которые схватились за сабли и пищали и начали отбиваться от нападавших. Раздалось несколько пищальных выстрелов, Прокопка ещё крепче обхватил за шею кобылу и зажмурил глаза. Он мчался по редколесью, иногда древесные ветки хлестали его и рвали одежду, но только кобыла замедляла бег, он колотил её ногами и кулаками и мчался дальше.

Наконец рабочая лошадь, непривычная к бегу, выбилась из сил и встала. Прокопка оглянулся по сторонам, свалился кулем на землю и заплакал, как малое дитя. Страх начал выходить из него слезами. Проплакавшись, он огляделся. Вокруг стояли высокие меднокорые сосны, между которыми кое-где виднелись кусты рябины и ольхи. Земля была устлана толстым слоем высохших иголок и сосновых шишек. Прокопке показалось, что неподалеку кто-то вскрикнул, он затаил дыхание, прислушался, звук не повторился, и лишь сосны пошумливали высоко вознесёнными над землей кронами да поскрипывали, постанывали своими прогонистыми и чуткими к ветру стволами.

Он отёр ладонями лицо, встал и подошёл к кобыле. Она жалобно, совсем по-человечьи, посмотрела на Прокопку, и он не стал садиться, взял за верёвочный повод и повёл за собой, в ту сторону, которая показалась ему светлее. Путь был выбран верно, через некоторое время Прокопка вышел из леса, и перед ним открылось просторное поле, на дальнем краю которого проступал синевою другой лес.

Солнце стояло уже высоко, он вспомнил, что сегодня ещё не ел, и схватился за край рубахи, где у неё с исподней стороны был пришит потайной карман. Ржаной сухарь был цел. Прокопка отломил от него кусок, положил в рот, затем нагнулся и раздвинул траву – в ней было полно поспевшей земляники. В первый раз он наелся ягод от пуза, а потом опомнился. Отец ему говорил, что если случится голодать, не есть их много. Съел горстку, перебил голод, и терпи, а то вывернет всё нутро наизнанку.

От Майны Прокопка решил не отдаляться, переждать пару дней и вернуться, когда степняки уйдут. Может, кто жив остался, надеялся он и схоронился в лесу. Идти одному в свою деревню Прокопке было страшно, да и пути он толком не знал.

Прошёл один день, клонился к вечеру другой. Прокопка устал ждать и, тоскуя, смотрел в поле. Было ветрено, трава волнами расходилась, то отсвечивая зеленью, то отсверкивая серебром. От дальнего леса отделилось тёмное пятно и, шевелясь, стало приближаться. Прокопка протёр глаза, пристально вгляделся – неужели люди? Это были всадники, ехавшие прямо на него кучей. Парень попятился в глубь леса, но понял, что кобыла его выдаст, она стояла саженях в ста от опушки леса. Он, пригибаясь, побежал к ней, но было уже поздно. Его заметили, несколько всадников поскакали к нему, с гиканьем и свистом. Прокопка присел в траву и оставался без движения, сколько смог вытерпеть, затем вскочил и побежал к лесу.

– Стой, дурень! – крикнул Сёмка Ротов.

Но Прокопка его не слышал, он, путаясь ногами в траве, бежал прочь. Сёмка догнал его и схватил за ворот

рубахи. Парень отчаянно рванулся, упал ничком на землю и закрыл голову руками.

– Поднимите его, ребята, – сказал Ротов. – Не до ночи ждать, пока он встанет.

Двое казаков спешились и поставили парня перед полусотником.

– Кто таков?

– Прокопка.

– Ты из тех, что живут на Майне? – спросил Ротов. – Это далеко отсель?

Парень, всхлипывая, поведал о беде, случившейся с поселенцами.

– Гойда! – вскричал полусотник. – Все на конь! И ты, парень, лезь на кобылу и не отставай!

Дорогу на Майну казаки ведали. Переправив свою сотню из Синбирска в Заволжье, сотник Агапов выделил Сёмке Ротову три десятка казаков и послал на казанскую сторону, чтобы они нашли новопоселённых шляхтичей. Казаки прошли по Майне, но шляхтичей не обнаружили, те появились там через два-три дня после казачьей разведки.

Казаки ехали скоро, но были настороже, появления неведомых степных людей можно было ожидать в любой миг. Сосновый лес закончился, дальше было поле с берёзовыми и дубовыми островами. На краю одного из них передовые казаки нашли окровавленного человека. Сабельным ударом у него было разрублено плечо, и он едва дышал. По кафтану и пороховнице определили, что это стрелец. Ротов плеснул ему в лицо водой из баклаги. Стрелец вздрогнул и открыл глаза.

– Что за люди на вас налетели? – спросил Сёмка. – Калмыки?

– Нет, башкирцы, – ответил стрелец.

– Сколько сабель?

– Я видел с десяток, – пробормотал, закрывая глаза, стрелец. – Сколь всего, не ведаю.

– Прокопка! – крикнул Ротов. – Возьми стрельца, положи на кобылу и вези за нами!

До Майны осталось рукой подать, и Сёмка развернул казаков в линию. Вскоре они нашли ещё одного стрельца, затем другого – оба были мертвы.

Над разгромленным стрелецким станом поднимался дым, горели телеги, пустые рогожные кули и сено. Сёмка огляделся и разослал казаков в разные стороны искать мёртвых и скликать живых. Сам он поехал, прихватив с собой Прокопку, за реку. Шалаши, в которых жили мужики и Палецкий, были развалены, копны сена сожжены. Они проехали на землю Степанова, там тоже было все порушено, но нашлись мужики, все пятеро.

– Как дело было? – спросил их Сёмка.

Из путаных ответов крестьян выяснилось, что они косили сено, когда услышали вопли Степанова, за которым гнались несколько башкирцев. Мужики бросили косы и убежали в ближний лес. Оттуда они увидели, как шляхтича связали и потащили за собой конные люди в овчинных одеждах.

На обратном пути к стрелецкому стану нашлись и Прокопкины товарищи, всего двое, ещё двое были убиты и лежали в поле, заваленные травой. Сёмка приказал взять их с собой.

Люди Удалова и Лайкова, как и сами шляхтичи, остались целы. Башкирцы до них не добежали. Этому помешали стрельцы, которые, хотя и были захвачены врасплох, не растерялись, а взялись за сабли и ударили из пищалей. Башкирцы лезли толпой, поэтому огненный бой был неприцельным, но удачным. Несколько башкирцев были поражены насмерть, а их атаман получил пулю в бедро. Огненный бой умерил пыл нападавших и, помахав саблями, они отступили за реку, откуда обстреляли стрельцов из луков.

На Майну наваливалась ночь, и о преследовании башкирцев нечего было и думать.

Всех убитых стрельцов и крестьян снесли в одно место и положили в ряд на траве.

– Делайте могилу, одну на всех, – сказал Ротов казакам. – Завтра с утра пойдём за нехристями вдогон.

Яму копали при свете большого костра.

– Стелите на низ ветки, – сказал Ротов.

После того как убитые были опущены в могилу, он велел накрыть их рогожей из-под кулей. К месту погребения подошли оба оставшихся в живых шляхтича, Лайков и Удалов, и стали читать заупокойную молитву. В яму посыпались комья сухой земли.