Государевы люди
Шрифт:
Наконец к полудню следующего дня на станцию втянулся какой-то грузовой состав. Совершенно очумелые пассажиры постановили идти, требовать паровоз себе. Не век же здесь стоять!
— Нам нужен паровоз! — потребовали они.
— Никак нет. Никаких паровозов пока не предвидится.
— Как же нет, когда вот он стоит! — указали начальнику станции на дымящий за стрелкой, пускающий пар паровоз.
— Его взять никак невозможно, потому как это воинский эшелон! — объяснил тот.
— Так что ж нам, не ехать, что ли?!
— Ничего не могу-с сделать!
— Да
Несколько офицеров побежали к паровозу.
— Отцепляй! — крикнули они.
— Не могу, не было такого распоряжения! — покачал головой высунувшийся из окна чумазый машинист.
— А вот мы сейчас тебя!..
— Да чего его спрашивать, сами отцепим!
Кто-то, нырнув меж тендером и вагоном, полез к сцепке.
— Эй, парень, не балуй! — крикнул растерявшийся машинист. — Слышь-ка!
Но к нему в кабину, хватаясь за поручни, с двух сторон уже ловко карабкались какие-то офицеры.
— Цепляй паровоз вон к тому составу, — показали они. — А то мы тебя ненароком пристрелим.
Пугали, конечно. Пока — пугали. Хотя скоро, очень скоро станут и стрелять!
Опасливо косясь на озверевших офицеров, которые вторые сутки не могли добраться до места назначения, машинист подчинился силе.
Скинули сцепку. Помощник вкруговую замахал рукой...
А от хвостового вагона, придерживая рукой фуражку, торопясь и спотыкаясь, бежал начальник эшелона, за которым едва поспевали два солдата с болтающимися за спинами винтовками.
— Господа, господа, что вы делаете? Так невозможно, так нельзя! — кричал он на ходу.
Но его уже не слушали.
Паровоз, прокручивая ведущие колеса, бежал за стрелку.
Ну что ж ему, стрелять, что ли? И в кого?.. В пассажиров, среди которых полно старших офицеров. Начальник эшелона лишь рукой махнул...
Все это было отчаянно и весело! Паровоз подогнали к вагонам, набросили сцепку, но никуда все равно не поехали, потому что семафор был закрыт.
— Куда, куда ехать-то?! — кричал, указывая вперед на опущенный семафор машинист. — Может, теперь нам навстречу литерный идет?
Снова побежали к начальнику станции, но тот лишь развел руками.
— Может, пути размыло, может, чего еще... Надо бы дрезину выслать, чтобы поглядеть.
Но никакой дрезины на станции тоже не было.
— Что ж такое? — сокрушался начальник станции. — Отродясь такого не бывало, чтобы двадцать часов кряду ни единого поезда не было!
Но через два часа поезд появился. Через станцию, не сбавляя ходу, отчаянно простучав по рельсам и обдав всех паром и мелкими брызгами, проскочил какой-то, битком набитый солдатами, эшелон с двумя пушками на платформе.
Солдаты, высунувшись из вагонов, что-то громко, за стуком колес не понять что, орали, может быть, пели.
Создавалось впечатление, что все, кто был в вагонах, были пьяными!.. Вдруг один из солдат, радостно оскалившись и погрозив винтовкой, стрельнул в воздух!
Эшелон прогрохотал, проорал мимо.
От
Лишь через час после прохождения воинского эшелона семафор открылся.
— Поехали!..
Но уже на следующей станции снова увязли на несколько часов. И снова бегали к начальнику, и тот, тоже разводя руками, показывал ленточки телеграфа, где предписывалось закрыть семафоры и загнать все составы в тупики до особого распоряжения, пропуская вне всякой очереди лишь воинские эшелоны. И тут же шли другие депеши, которые, под страхом наказания, предписывали, напротив, воинские эшелоны останавливать, отбирая у них паровозы и загоняя в тупики.
В результате никто ничего понять не мог и ничего не делал, выжидая.
Да что ж такое происходит-то?
Телеграфисты шепотом говорили, что в Петрограде, кажись, вновь какая-то революция или бунт, который будто бы уже подавили, и движение скоро восстановится...
Лишь через несколько дней совершенно измученный Мишель прибыл в Москву! Была глубокая ночь, но он надеялся взять «лихача», которые обычно возле Николаевского вокзала и дальше, на площади, толкутся десятками, высоко вставая на козлах и громко зазывая к себе пассажиров.
— Кому в Лефортово?.. Кому в Замоскворечье?.. Живо домчу!..
Но на этот раз извозчиков оказалось, на удивление, мало. Да и вообще, Москва, в которой он не был несколько месяцев, выглядела как-то иначе.
Подойдя к ближайшей пролетке, Мишель спросил извозчика — свободен ли?
— Садись, барин! — кивнул тот. — Куда ехать-то?
— На Сухаревку, — сказал Мишель, устраиваясь поудобней.
Но извозчик ехать туда почему-то вдруг отказался.
— Не, барин, туды не поеду. Ни в жизнь! Ищи кого другого!
— А что ж так? — удивился Мишель.
— Мне жизнь пока ишо дорога! — загадочно ответил извозчик. — Да и кобылу мою ненароком стрельнуть могут, где я тогда другую возьму? Нет, барин, — вылазь!
Кобылу стрельнуть?.. Там что, стреляют? В самом центре? На его Сухаревке?
— Так ты что, барин, ничего не знаешь? — вдруг, заметив его удивление, спросил кучер.
— А что случилось?
— Так ить — революция, большаки власть взяли! Вон, поди прочти! — ткнул извозчик кнутом в ближайшую тумбу, где поверх старых афиш полоскался какой-то листок бумаги. — Там про все прописано!
Мишель подошел к тумбе и, придерживая пальцами задравшийся угол прокламации, торопливо, часто сбиваясь, прочел:
К ГРАЖДАНАМ РОССИИ!
Временное Правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов — Военно-Революционного Комитета, стоящего во главе Петроградского пролетариата и гарнизона. Дело, за которое боролся народ — немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского Правительства, — это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!