Государевы люди
Шрифт:
Грохоча ботинками, побежали по крыше, прикладываясь к винтовкам и стреляя на ходу.
Они были оживлены, с раскрасневшимися, по-детски возбужденными лицами, словно в казаков-разбойников играли! Еще совсем недавно их бы на эту крышу дворник не пустил, сообщив об их шалостях родителям и отстегав вицей, а теперь дворник был им не указ! И — никто! Теперь они выбивали стекла, срывали замки и бегали по крышам, стреляя из винтовок!
— Быстрее, быстрее!..
По крыше через два дома скакали какие-то люди. У них тоже
Юнкера стреляли в ответ. Но ни те, ни другие не попадали, потому что не столько стреляли, сколько бежали, сбивая дыхание.
«Им бы лучше остановиться и дать залп», — подумал Мишель.
Он тоже бежал, перепрыгивая с крыши на крышу, рискуя подвернуть ногу или оступиться на мокром железе и, соскользнув, свалиться вниз! Но все равно бежал, все более и более входя в азарт погони.
Они уже почти достигли беглецов, когда навстречу им ударил винтовочный залп. Наверное, это были те, другие, забежавшие вперед юнкера.
Один из рабочих, всплеснув руками, упал и покатился по крыше. У самого среза он было задержался, но все равно сполз, перевалился через водосточный желоб и с коротким вскриком свалился вниз.
Остальные беглецы, зажатые с двух сторон, сделали несколько беспорядочных выстрелов и нырнули сквозь слуховое окно на чердак.
Сошедшиеся вместе юнкера бросились за ними, но догнать не смогли. Рабочие, высадив окно на черном ходу, выпрыгнули во двор, по которому выскочили на соседнюю улицу.
— Ушли! — раздосадованно говорили юнкера, спускаясь вниз.
— Вон он! — показал кто-то.
Подошли к лежащему на мостовой телу.
Это тоже был почти мальчишка, в сапогах, собранных в гармошку, и торчащей из-под пальто косоворотке.
Юнкера стояли вкруг него, тяжело дыша, и на их лицах не было никакого испуга и сожаления! Кто-то, наклонившись, вывернул у мертвеца карманы, перебрав и разбросав вокруг него какие-то бумаги. Нашел, сунул в подсумок три обоймы, снаряженные винтовочными патронами.
«Как же так? — удивлялся Мишель, наблюдая за ними. — Это же они его убили! Неужели им не страшно на него смотреть?»
Нет — не страшно!
Юнкера развернулись и, о чем-то оживленно переговариваясь, пошли по переулку. И даже лица неостывшему покойнику не прикрыли!
Один из них, тот самый, с кем он говорил вначале, обернулся и спросил:
— Вы с нами?
— Да-да, — кивнул Мишель, задирая полу пальто, которой накрыл мертвецу глаза. — Надо бы его в сторону оттащить.
— Да бросьте вы, ей-богу! — как-то совершенно по-взрослому сказал юнкер. — Обойдется и так!..
И отвернувшись, пошел прочь.
— Стройся, — весело скомандовал кто-то.
Юнкера разобрались по росту, встав в две шеренги.
И слаженно,
За ними, невольно пытаясь попасть в ногу, шел Мишель.
«Неужели это и есть революция? — думал он. — Неужели этого ждала российская интеллигенция?..»
На перекрестке свернули направо, хотя Арбатская площадь была в другую сторону. Куда это они?
Оказывается, шли домой к одному из юнкеров, который жил поблизости.
— Зайдем на минутку, — предложил он. — Матушка нас пряниками угостит. У нее всегда есть.
Решили зайти.
— А вы что же, идемте с нами, — обернулись все к Мишелю.
Отказываться было неудобно, и он прошел с ними.
Зашли в парадное, поднялись на четвертый этаж.
Юнкер, пригласивший всех в гости, радостно улыбаясь, прокрутил барашек звонка. Раз и еще раз...
За дверью кто-то завозился.
— Кто это? — спросил женский голос.
— Это я! — крикнул юнкер.
— Барин, молодой барин пришли! — громко крикнула, куда-то побежав, женщина за дверью.
И через минуту дверь отворилась. На пороге была немолодая, но очень приятная на вид дама в длинном халате.
— Здравствуй, милый, — приблизилась, поцеловала она в щечку сына. — Надеюсь, твои командиры тебя отпустили?
— Да, конечно, — солгал юнкер.
Оживленно переговариваясь, словно на именины пришли, юнкера зашли в квартиру, поснимали в прихожей шинели, привычно составили в пирамиду винтовки. Поглядывая в висящее на стене большое зеркало, причесываясь и поправляя мундиры, прошли в комнаты.
Матушка, суетясь, расставляла на столе приборы. Снующая прислуга носила с кухни какие-то банки, спешно разводила самовар.
— Вы какое варенье будете — клубничное или вишневое?..
Юнкера, принимая чашки и блюдца, кивали и говорили:
— Мерси!
Здесь, за столом, они вели себя как благовоспитанные мальчики.
— Вы изволите учиться с Микой? — спросила мать.
Юнкера заулыбались.
Мика покраснел.
— Мама, — укоризненно сказал он.
— Ах, простите, — всплеснула руками мамаша. — Просто я хотела знать, с кем служит мой сын.
Мика стал по очереди представлять своих приятелей, после чего они вставали и церемонно кланялись.
Когда на стол поставили большое, заполненное пряниками и другими сладостями блюдо, все оживились, стали брать их и с удовольствием жевать.
Ну точно — именины или Рождество! Вот только мундиры!.. И разговоры тоже...
— Наш Слон, — как потом, гораздо позже, узнал Мишель — вице-фельдфебель строевой роты Второго московского корпуса Слонимский, — испросил разрешения пойти на помощь юнкерам на Яузе, а генерал ему: «Нет!» Так тот приказал разобрать винтовки и строем, со знаменем во главе, повел роту к выходу, который загородил собой директор корпуса, заявивший, что «рота пройдет только через его труп».