Град Екатерины
Шрифт:
— Да не. Он ко мне завсегда заезжат. Тут грех напраслину наводить. Навещает братец-то, навещает.
— Так чего же ты бурчишь на него?
— А так, для порядку!
Оба весело рассмеялись.
— Ты, Петруха, приезжай давай.
Петруха призадумался о чем-то и наконец спросил:
— Ольга-то твоя не родила ли, часом?
Савелий всплеснул руками:
— От голова моя пустая! Да родила, мальчонку родила. Племянника твово. Мне внука, значит. Приедешь — понянчишь. В вашу, михряковску, породу. Федька
— В честь батьки, говоришь, — это хорошо. Ладно уж, тут, как говорится, никуда не денешься. Придется попроведать. Заодно к тяте да к мамке на могилку схожу. А то ить и вправду нехорошо, давно не был.
— Вот и я говорю, племяша потискашь да девок пощупашь. Девок, Петруха, развелось, не поверишь! Да все девахи-то нынче пошли таки справные… Эх, Морозова! Не хошь сама — зови подругу!
Оба зашлись смехом. Петруха махнул рукой.
— Уговорил. Завтра унтеру поставлю с уваженьицем да махну домой на пару-тройку деньков. Эх, кум Савелий, раззадорил ты меня!
Кум оглянулся по сторонам и заговорщицки спросил Петруху:
— Ты как с начальством-то? Ладишь?
Петруха улыбнулся:
— А что, начальник у меня мужик добрый, с ним завсегда договориться можно.
— Ежли договориться можно, то это хорошо. Очень даже это хорошо.
— Ты про че, кум? — заинтересованно спросил Петруха.
Савелий огляделся по сторонам и, заговорщицки подмигнув, проговорил, сбавив голос почти до шепота:
— А вот, предположим, дадим мы хорошую мзду твоему начальнику, он нас без десятины пропускать будет. И нам хорошо, и ему неплохо. А? Как? Смекаешь?
— Да мне-то что, попробовать можно, — не сразу ответил огорошенный таможник.
— Так и про тебя не забудем. Кому надо заплотим, будешь унтером. Сам тогда здесь командовать станешь. Что глаза выпучил? Главное, чтобы дело пошло. Тут ты, в другом месте другой. Так и будем свою дорожку тропить. В общем, как отпросишься, наперво ко мне приходи. Обмозгуем все. А сладится дело, меня старшим назначат, а там, глядишь, и в приказчики выбьюсь. И тебя не забуду. Смекай! Значица, прошшупай командира свово, ну, до чего охоч там… Мало ли у кого слабинка какая. Понял?
— Ладно, кум. Жди днями.
Из конторы вышел старшой. Аккуратно сложил выданную бумагу и убрал за пазуху. Плюнул в сторону конторы и в сердцах проворчал:
— Откусили от нас, да и хрен с вами. Мы в другом месте поболе отхватим. По-оехали, ребяты!
Петруха начал прощаться с кумом. Тот что-то сунул ему. Петруха одной рукой взял, другой помахал вслед. Старшой подошел к вознице:
— Надо было попробовать через Федькин брод рвануть.
— Не, Силыч, груженые не прошли бы. Вот те крест, не прошли бы.
Перекрестился. Обоз въехал на мост.
Через полгода Петруха стал вторым человеком на этой таможне.
Андрюха Журавлев шел по Уктусской слободе и внимательно вглядывался в незнакомую улицу. Вдруг увидел, как за невысоким, покосившимся в одном месте забором молодая девушка колет березовые чурки. Навык, видно было, есть. Только вот силенок явно маловато. Топор врубился в крепкую сердцевину дерева да так и остался в ней. Катерина попыталась вытащить топор, но тот не дался.
— Пособить тебе, красавица? — крикнул Андрюха.
Девушка повернулась к нему. Андрюха аж замер на месте, не в силах вымолвить ни слова. Так была красива слобожанка. Катерина тоже застыла, глядя на Андрея. Стоят, смотрят друг на друга, не в силах отвести взгляда. Словно во сне, не отдавая себе отчета, девушка сделала шаг навстречу Андрею, топор выскользнул из рук. Она прошла вперед и открыла калитку. Андрей стоял, как столб:
— Я это… того…
Катерина вдруг, звонко рассмеявшись, пригласила красивого незнакомца:
— Ладно уж, заходи, помощничек!
Андрей, очнувшийся от столбняка и взбодренный ее смехом, тоже начал хохотать. Стояли оба и смеялись, чтобы сгладить неловкость. Наконец Андрюха зашел во двор и огляделся. Хозяйство крепкое, строения не старые, добротно сделанные, но опытный взгляд отметил мелочи, судя по которым мужской руки здесь давненько не хватало. Да вот хоть тот же забор. Андрей подошел к чурбану для колки дров, взялся за топор и легко выдернул его из полена. Затем поставил полено на чурбан и выверенным движением легко расколол его. За ним второе, третье… Катерина смотрела на его работу с явным одобрением и даже одарила восхищенным взглядом. Андрюха в ответ расцвел.
— Как звать тебя, красавица?
— Катериной родители нарекли.
— А что сама дрова колешь, али хозяин где?
— Вот сама и колю. Папка о прошлом годе помер. Болел долго. Осталась я одна.
— А мамка?
— Мамку я не помню, малая была, когда она Богу душу отдала. Папка сказывал, слабая здоровьем была. Отговаривали его на ней жениться, а он сказал: «Сколько ни поживем, а все мое будет». Любил шибко. Так и не женился боле.
— А ты сама? Пошто не замужем? — Андрюха аж замер и дыхание затаил.
— Так за папкой ходила, не до женихов было.
— А теперь? — выдавил он, так и не вдохнув.
— А ты коли, коли давай, раз взялся. Ой, а сколько за работу возьмешь, я и не договорилась.
— А я за так.
— Как это за так?
— А так, за так. И перетакивать не будем. Так?
Катерина рассмеялась и скрылась в доме. Андрюха колол дрова с таким наслаждением, будто всю жизнь мечтал об этом, да не давали. Вдруг Катерина выбежала на крыльцо.
— Ой, забыла спросить, а тебя как величать-то?