Град Екатерины
Шрифт:
— Хозяин! Что делать будем?
— Отлуп капитанишке по полной программе! Пусть умоется! Не подчиняться! Пусть пока свою игру играет, авось где-нибудь да ошибется. Непременно где-нито оплошает. Тут-то мы ему хвост и прижмем да сверху солью присыплем. А ну выше голову! Двум смертям не бывать, да и двум медведям в одной берлоге тоже!
Хитро прищурившись, Акинфий ткнул пальцем в Феоклистова:
— Перо и бумагу! Будем капитанишке прошение писать. Высочайшее!
Феоклистов быстро взял бумагу и перо.
— Пиши! «Доношение благородному господину капитану
Давно так не веселился Демидов. Да и не злился тоже.
«Ежели же не увижу обороны, то ездить больше для осмотру рудных мест близ его области и присматривать строения и отпуск судов не смею, дабы весьма не погибнуть, понеже я солдат при себе добрых и надежных не имею, а хотя б имел, столько людей всегда с собою, как он имеет, данных из Адмиралтейства, то я их брать не смею», — Татищев закончил диктовать и перестал ходить по кабинету. Бережно поддерживая забинтованную правую руку, присел на стул.
— Все с этим. Пиши другое, — и снова вскочил и начал расхаживать туда-сюда. Писец положил перед собой новый лист бумаги. Татищев взял со стола письмо Демидова, пробежал глазами и в сердцах выкрикнул:
— Сука! Сука наглая и подлая!
Писец макнул перо в чернильницу.
— Это не писать!
Писец вздрогнул и застыл.
— А сейчас пиши: «Что же вы меня в оном браните неприличною честию, что принадлежит токмо великим государям, и оное я уступаю, полагая на незнание ваше. Упоминанию же, дабы впредь так не дерзали. Начальник Канцелярии управления горных заводов Татищев». Записал?
Писец старательно дописал и утвердительно кивнул. Татищев поставил подпись, взял со стола другое письмо и стал читать: «Демидовым быть послушным указам Татищева и писать ему доношениями и впредь особых себе указов из Берг-коллегии не ожидать».
— Это письмо из Берг-коллегии. Сделаешь копию и оба вместе отправишь Демидову. Не мешкая! Пусть образумится. Вот ведь сука!
В кабинет зашел Блюэр.
— Ты чего разошелся, Василь Никитич?
— А-а… — машет здоровой рукой тот, — со всех сторон обложили. Из Берг-коллегии распоряжение пришло работы по строительству завода не начинать, а деньги пустить на кунгурские медеплавильные.
— Что делать будем?
— А не знаю, не получал письма. Затерялось где-то.
Блюэр улыбнулся. Татищев захохотал.
…Солдат поправил ружье за спиной, посмотрел на звездное небо, потом перевел взгляд на спящую слободу и тяжело вздохнул. Хотелось спать, но караул есть караул. Сарай, в который посадили Андрюху, больше напоминал курятник нерадивого хозяина, чем гауптвахту. Но за неимением лучшего использовали его обычно для «просыпу» перепивших да подравшихся солдат и местных мужиков. Караульный подошел к двери и обратился к Андрюхе:
— Что, Журавель, дотрекался? Бежать надумал, так и бежал бы. Че балакать-то было. Щас всех пытать будут — кто
— Ладно, уймись, тебя-то небось не тронут.
— Это как посмотреть. Я с тобой в Кунгур за деньгами ездил? Ездил. Выходит, что мог и разговор иметь.
— За себя сам отвечу. А ты охраняй.
— А куды ты денесся?
Караульный присел у двери, зевнул и скоро задремал. Андрюха прислушался к храпу охранника, отошел в дальний угол сарая и попытался оторвать доску стены. Доска помаленьку начала поддаваться. Андрюха потянул сильней — доска отскочила. Следом за ней та же участь постигла и вторую. Узник протиснулся в образовавшийся лаз и через несколько мгновений, оказался на свободе. Оглянувшись по сторонам, он растворился в ночной тьме. Караульный вдруг вздрогнул во сне, проснулся, испуганно посмотрел на дверь сарая, потом позвал:
— Эй, Журавель! Ты спишь ли, че ли?
Ответа не последовало. Он вскочил и обошел сарай. Заметив на другом конце отверстие в стене, крикнул в него:
— Журавель! Ты тут?! Отвечай, не то стрельну!
Не дождавшись ответа, солдат открыл сарай, забежал внутрь и, тут же выскочив наружу, выстрелил в воздух и заорал:
— Тревога! Сбежал! Журавель сбежал! Ой ты мнеченьки, что же теперь со мной-то будет?! Тревога! Караул!
Стук в окно разбудил Катерину. Она зажгла светец и подошла к окну.
— Ой, Андрейка! Сейчас открою. Вот радость-то!
Андрей ввалился в двери, и Катерина повисла у него на шее.
— Милый мой, милый. Журавлик мой. Ой, да что я на пороге-то. Проходи. Не ждала тебя сегодня.
Андрюха быстро прошагал в дом и прошептал:
— Сбежал я, Катерина!
— Сбежал все-таки! Ой горе ты мое! Да что тебе не жилось-то? Как же теперь-то?
— Катенька, люба ты моя! Арестовали меня. За то, что к побегу ребят подговаривал. Сморчок, сука, настучал в Тобольске на меня. Жаль, не добил я его здесь.
— Андрей, что ты страшное такое говоришь! Господи, что же делать-то теперь?
— Пойду к Демидовым пока, а там посмотрим. Бежать-то, вишь, как пришлось наскоро.
— А как ты с-под караула-то?
— Да не бойся, все нормально, доски вывернул да и дал деру. Я, Катенька, пойду, а не то сюда прийти могут. Знают ведь про тебя.
— Ой, Журавлик ты мой непутевый. Обожди, я тебе поесть соберу в дорогу.
Катерина бросилась в сенки и загремела посудой. Андрюха вышел следом за ней. У двери он остановился. Катерина протянула ему узелок.
— Андрюшенька!
— Катенька! Прости! Видит Бог — виноват перед тобой. Прости. Ты жди меня. Обязательно жди. Все у нас еще сладится. А без тебя мне жизни не будет…
Катерина замялась, хотела что-то сказать, но не решилась. Андрей обнял ее, поцеловал и быстро пошел к калитке. Катерина бросилась вслед и догнала его.
— Андрюшенька!
— Катенька!
— Андрюшенька, милый. Ты береги себя. Ради ребеночка нашего.
— Как ты сказала?
— У бабки сегодня была. Сказала, что понесла я. Сын будет, Андрюшенька! Сынок. Журавленок маленький.