Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Итенберг Борис Самуилович

Теперь он воочию, на практике убеждался в необходимости многое в русской жизни изменить и перестроить. Он видел в действии органы самоуправления. Кроме 70 врачей, присланных в край, около пятидесяти были земскими врачами-добровольцами, приехавшими на эпидемию из разных губерний. Он убедился, что на местах, в глухой провинции, немало «сведущих» — опытных и энергичных деятелей из дворян, купцов и крестьян, способных поддержать любое здравое дело, идущее на пользу родному краю. Вряд ли мысль о привлечении их к управлению уже утвердилась в нем, но он, несомненно, опирался и на эти свои астраханско-царицынские впечатления, когда вплотную стал ее обдумывать.

Командировка в низовья Волги стоила Лорис-Меликову немало сил и здоровья. Его восточного типа оливковое лицо приобрело в Астрахани болезненный оттенок, а в окладистой черной бороде стало больше седины. 30

марта Лорис-Меликов выехал из Астрахани в Петербург — на Святую неделю. Ему предстояло еще вернуться в низовья Волги, чтобы закончить дела: не было завершено снятие карантина, происходившее по частям, предстояло проследить за выводом войск из края и отправкой их к местам назначения, осуществить санитарный контроль при весеннем пере кочевье калмыков и «киргизской орды». Михаил Тариелович и не предполагал, что 30 марта прощался с Волжским низовьем навсегда. Однако за неделю до отъезда Лорис-Меликова из края, находившегося под его управлением, выехал в столицу человек, которому суждено было нарушить не только ближайшие планы графа, но и во многом определить его дальнейшую судьбу.

Землеволец А. К. Соловьев покинул саратовское поселение, изверившись в деятельности в деревне и будучи одержимым идеей цареубийства. Всю Страстную неделю в «Земле и воле» бушевали страсти: обсуждение плана Соловьева раскололо землевольцев, многие выступили против задуманной акции. Еще задолго до этих заседаний в центральной организации «Земли и воли» обнаружились новые тенденции, проявившиеся в стихийном тяготении к отрицавшейся ее программой политической борьбе и выразившиеся в террористических актах. Самодержец, верховный правитель, в глазах революционеров был символом и средоточием всех зол существующего строя. Мысль об его устранении неизбежно вызревала в революционной среде. На собрании землевольцев 29 марта — в Великий (Чистый) четверг Страстной недели было решено не препятствовать покушению на царя. 2 апреля Соловьев стрелял в Александра II во время его утренней прогулки, но промахнулся и был схвачен. Власть была поставлена перед необходимостью принятия чрезвычайных мер. Лорис-Меликов был назначен временным генерал-губернатором в Харьковскую губернию — важный район революционного движения, где ему, по выражению газеты «Голос», предстояла борьба с «нравственной эпидемией».

В первые дни на новом посту мысли Михаила Тариеловича невольно возвращались в Волжское низовье, где он оставил столько сил и здоровья и, казалось, частицу самого себя. 10 апреля — уже без генерал-губернатора — был окончательно снят карантин в крае. Телеграммы губернатора Н.Н. Биппена сообщали в Министерство внутренних дел, что «состояние здоровья населения Астраханского края вполне благополучно»¹⁷³. А ведь Лорис-Меликов так ждал весны, чтобы самому, на месте, воочию убедиться, что труды его не пропали. Но насладиться победой над чумой не пришлось. В свете новых событий как-то потускнела, отодвинулась в тень опасная командировка графа и ее славные результаты.

Нет свидетельств тому, что император прочитал отчетный доклад астраханского генерал-губернатора, привезенный им в Петербург. После покушения Соловьева 2 апреля Александр II, в свете новых грозных проблем, вставших перед ним, потерял, по-видимому, интерес к недавним событиям в Поволжье. А доклад Лорис-Меликова, скорее всего, был передан царем кому-либо из царедворцев (в архиве Александра II его нет), да так и затерялся. И дело не в том, что не было воздано должное энергии, распорядительности и трудам астраханского генерал-губернатора. Главное, что уникальный опыт административно-хозяйственной деятельности в сложнейших, экстремальных обстоятельствах не был востребован, никому, кроме самого Лорис-Меликова, оказался не нужен.

2. В БОРЬБЕ С КРАМОЛОЙ В ХАРЬКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

Прибывший в Петербург на Святую неделю астраханский генерал-губернатор М.Т. Лорис-Меликов вечером 2 апреля был уже у Д.А. Милютина, с тем чтобы узнать подробности о покушении на царя. Как видно из дневника военного министра, граф собирался возвратиться в Поволжье для окончательных распоряжений по своему генерал-губернаторству¹⁷⁴. Информация, которую он получил у Дмитрия Алексеевича, была весьма серьезна и обширна. Военный министр в этот день уже участвовал в совещании у Александра II, где присутствовали также председатель Комитета министров П.А. Валуев, шеф жандармов А.Р. Дрентельн и министр внутренних дел Л.С. Маков. Император приказал им «составить предложение об учреждении в обеих столицах и других больших городах временных

военных генерал-губернаторств, с применением правил военного положения»¹⁷⁵. В 2 часа дня на совещании этих же лиц с привлечением военного про-курора В.Д. Философова был в главных чертах намечен проект указа Сенату об учреждении временных военных губернаторов. В основу его легла записка П.А. Валуева, представленная им на совещание. Указ был опубликован 5 апреля.

Накануне, 3 и 4 апреля, состоялись совещания у царя по поводу предстоящих назначений на должности временных генерал-губернаторов. В Москве им оставался генерал-губернатор В.А. Долгоруков, в Петербург назначался И.В. Гурко, в Одессу — Э.И. Тотлебен, в Харьков — М.Т. Лорис-Меликов, который одновременно становился здесь и командующим войсками округа. Итак, к осуществлению чрезвычайных мер по борьбе с революционным движением и террором призывались популярные герои недавней Русско-турецкой войны. В те же дни Михаил Тариелович и узнал о новом повороте на своем жизненном пути, хотя приказ о назначении временных генерал-губернаторов был подписан 7 апреля¹⁷⁶.

Полномочия генерал-губернаторов были чрезвычайно широки. Опубликованный 5 апреля указ Правительствующему сенату предоставлял им право административной высылки, арестов любых лиц — «несмотря на звание и состояние», приостановления и запрещения периодических изданий и вообще принятия тех мер, которые «они признают необходимыми для охранения спокойствия во вверенном им крае»¹⁷⁷.

Либеральная печать встретила указ об учреждении генерал-губернаторств весьма сдержанно. Лишенная возможности высказать свои тревоги и опасения, она отказывалась его приветствовать. Зато консерваторы не стеснялись делиться сомнениями по поводу правительственной политики, давая свои рекомендации. Идеолог и сторонник сильной самодержавной власти М.Н. Катков выражал сожаление, что генерал-губернаторств всего лишь несколько и они не охватывают всех регионов революционного движения. Считая эту меру явно недостаточной, он подталкивал власть к дальнейшим шагам. «Может быть, для вполне успешной борьбы и желательно быстрой расправы со злом окажется потребность в центральном, специально на тот предмет уполномоченном правительственном лице, которое сосредоточило бы в своих руках все нити дела, восполняло бы генерал-губернаторов в тех местностях, на которые не простирается их власть, и, ни в чем не стесняя их внутренних распоряжений, способствовало бы их взаимному соглашению»¹⁷⁸. «Как они все примутся за дело? — тревожился по поводу генерал-губернаторов К.П. Победоносцев. — Сумеют ли начать, организовать, вести его? Если сумеют быть строгими, то сумеют ли быть умными? Ничего, ничего не знаю. Знаю только, что не вижу цельных людей»¹⁷⁹. На эти вопросы сенатора и члена Государственного совета Лорис-Меликов даст свои ответы уже через несколько месяцев пребывания на новом посту.

Выехавший из столицы 15 апреля курьерским поездом Михаил Тариелович прибыл в место назначения 20 апреля¹⁸⁰, продвигаясь по подведомственному ему краю с рядом остановок. Харьков, где отныне располагалась его резиденция, к концу 1870-х гг. стал одним из центров революционно-народнического движения в империи не случайно. Это был крупный промышленный и торговый город со стотысячным населением, являвшийся важным железнодорожным узлом на юге страны. В Харькове имелся ряд высших и средних учебных заведений: университет, ветеринарный институт, духовная семинария, четыре гимназии и реальное училище. Здесь функционировал старейший в стране театр. Интеллигенция составляла весьма значительный слой местного общества и, соответственно, играла в местной жизни более значительную роль, чем в тех районах, где до сих пор проходила деятельность Лорис-Меликова. Харьковское земство, в котором сильны были либеральные тенденции, проявило себя как одно из самых передовых.

Торжественной встречи генерал-губернатора местным населением, подобно той, что случилась в Царицыне и в Астрахани, в Харькове не произошло. На Волгу он явился спасителем от угрожавшей всем беды. В Харькове, куда он прибыл для искоренения крамолы чрезвычайными мерами, он сам воспринимался некоторыми как олицетворение опасности и угрозы привычному укладу жизни. Объятое тревогой и смятением харьковское общество не спешило приветствовать нового начальника. Враждебно-настороженно следили за первыми действиями генерал-губернатора и местные власти, ожидая неизбежных перестановок и смещений.