Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Итенберг Борис Самуилович

А.Н. Энгельгардт из Смоленской губернии рассказывал, что и здесь, как «проявилась чума — налегли на чистоту: избы студить, рубашки менять, рыбу тухлую не есть. Донимали чистотой. Мы уже боялись, как бы нам не запретили навоз на дворах копить». Правда, народнический публицист обращает внимание, что борьба за чистоту была кратковременной — отступила чума и «насчет чистоты легче стало»: как и прежде, «ели солонину с душком и тронувшуюся рыбу и тухлую астраханскую сельдь-ратник». Да и «в чуму», когда запрещалось есть «несвежие припасы», а рыбу, признанную тухлой, дезинфицировали керосином и закапывали в землю, ее откапывали и, отмыв, съедали. Астраханская сельдь-ратник была самой распространенной закуской в сельских кабаках¹⁶³.

Наверняка и в Поволжье население также нарушало санитарные правила, установленные генерал-губернатором, а с его отъездом и вовсе перешло к прежней антисанитарии,

поддерживавшейся бедностью и невежеством. И все же деятельность Лорис-Меликова оставила достаточно глубокий след — ведь она не свелась только к «ассенизации» зараженного района. Знакомясь с краем, он все глубже постигал связь антисанитарных условий жизни его населения с социально-экономическими и попытался многое сделать для их улучшения. Лорис-Меликов оставил после себя мощеные улицы, телеграф, проведенный от Царицына до Ветлянки, начавшееся шоссирование степных дорог. Устраивая телеграфные станции во всех пунктах, захваченных эпидемией, Михаил Тариелович объяснял центральной власти, что затраты на телеграф себя оправдают, так как он «будет служить местным хозяйственным нуждам».

Не менее важно, что генерал-губернатор на долгое время зарядил энергией органы самоуправления, выведя их из провинциальной спячки, приобщив к оперативным решениям насущных вопросов здравоохранения и городского хозяйства.

Лорис-Меликов обнарркил серьезное знание местных нужд. Он прямо и твердо коснулся одной из «болевых точек» экономики края. На упомянутой беседе с рыбопромышленниками и купцами 6 февраля, заверив, что приехал на Волгу не для того, чтобы «гнуть и ломать», а чтобы помочь, он заявил: «Я понимаю весь вред соляного налога и употреблю все усилия избавить Россию от этого вреда»¹⁶⁴. Соль для Волжского низовья была не только предметом первой необходимости, как и повсюду, но и условием существования и развития рыбных промыслов — главной статьи дохода в крае. Рядом с огромными рыбными богатствами находились и основные в стране источники добычи соли — озера Эльтон и Баскунчак. Но население Астраханской губернии, снабжавшей солью всю Россию, как и все в стране, испытывало соляной дефицит из-за ее дороговизны.

Лорис-Меликов не первый ставил вопрос об отмене соляного налога на очередь дня. С 1860-х гг. вопрос этот обсуждался и в экономической науке, и в журналистике. Уже тогда будущий соратник графа, а в 60-х гг. профессор Н.Х. Бунге доказывал вред акциза на соль и называл соляной сбор самым обременительным для населения¹⁶⁵. С той поры проблема соляного налога периодически возникала на страницах народнической и либеральной печати. Лорис-Меликов знал, что сторонники отмены налога на соль были и в «верхах».

Эпидемия в низовьях Волги дала возможность поставить вопрос о соляном сборе предельно остро, и генерал-губернатор от этой возможности не уклонился. Дороговизна соли заставляла крестьян покупать тузлуки и выпаривать их, добывая соль. А тузлуки были признаны одним из каналов распространения заразы. Возможно, либеральная пресса заговорила об этом не без подсказки генерал-губернатора: корреспонденты ведущих газет находились при нем в продолжение всей его командировки. Но не исключено, что Лорис-Меликов сам выступил под влиянием либеральных газет, уже в конце января в связи с положением в Поволжье поставивших вопрос о необходимости «уничтожения соляного налога»¹⁶⁶. Так или иначе Ло-рис-Меликов был первым представителем власти, открыто, гласно, публично признавший вред соляного налога и высказавшийся о необходимости его отмены. Симптоматично, что «Астраханские губернские ведомости» это его выступление не опубликовали: по-ви-димому, губернатор Н.Н. Биппен не был уверен, что оно будет положительно воспринято центральной властью. Но неофициальный «Астраханский справочный листок», прибегнув к распространенному приему провинциальной журналистики, перепечатал из петербургского «Нового времени» корреспонденцию А. Молчанова из Царицына, воспроизводившую речь Лорис-Меликова перед купцами и рыбопромышленниками Астрахани¹⁶⁷. Она же была перепечатана и из «Отголосков» — газеты, негласным редактором и основным автором которой был министр государственных имуществ П.А. Валуев, состоявший с Лорис-Меликовым в переписке. В своих письмах Валуев явно призывал Лорис-Меликова не ограничиваться задачей борьбы с эпидемией. «Будет ли выставлено на вид государственное, а не медицинское значение Вашей поездки?» — вопрошал он, побуждая генерал-губернатора выйти за пределы предписанных ему обязанностей¹⁶⁸. Скорее всего, Аорис-Меликов достаточно прощупал почву для весьма ответственного заявления о необходимости отмены налога на соль, поскольку оно касалось изменений в законодательстве. Во всяком случае, прямота

и твердость этого заявления немало способствовали оживившемуся обсуждению соляной проблемы в центральной и местной печати¹⁶⁹.

К марту 1879 г. положение дел в губернии в основном нормализовалось. Правда, цены на основные продукты (в том числе и хлеб) из-за временной изоляции края оставались высокими сравнительно с соседними губерниями. Но признаком начавшейся стабилизации уже в феврале явилось оживление культурной жизни Астрахани. В зале Благородного собрания устраивались концерты приезжих музыкантов, в городском театре веселил и бодрил астраханцев спектакль «Ревнивый муж и храбрый любовник».

Аорис-Меликов поразил воображение жителей края не только своей деловитостью и энергией, но и поведением в быту. Образ жизни его был, по определению городского головы Царицына Н. Мельникова, спартанский, более простой и скромный, чем у многих генералов, камергеров, чиновников из его свиты. На приемах у генерал-губернатора не было излишеств — самый простой обед лишь с неизменным кахетинским вином, которое граф всегда возил с собой. Больная печень Михаила Тариеловича являлась отчасти следствием этого пристрастия. Поведение генерал-губернатора, было проще и демократичнее, чем у многих военных и гражданских чинов из его свиты. Они захватили лучшие квартиры в городе, потеснив, а то и вовсе вытеснив их хозяев. Приезжие из столицы чувствовали себя подлинными хозяевами в городе. Впрочем, горожане на них не жаловались, а занятый повседневными заботами Аорис-Меликов обращал внимание только на выполнение своих поручений.

Сам облик генерал-губернатора был необычным и запоминающимся: Михаил Тариелович носил партикулярное платье — простой длиннополый драповый сюртук, с шашкой (черкесской) наперевес, мягкие кавказские чувяки. Хорошо продуманный образ генерал-губернатора сочетал в себе черты военного и гражданского начальника. Н. Вучетич упоминает и Георгиевский крест в петлице. Среди орденов Ао-

ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ --^

рис-Меликова были, как рке говорилось, ордена Святого Георгия II и III степени. При этом надо иметь в виду, что Георгием II степени в империи были награждены до революции всего 121 человек, в том числе и 4 военачальника за Первую мировую войну¹⁷⁰.

Генерал-губернатор стал в крае личностью популярной. Он сделался отнюдь не только «идолом русских торговцев»¹⁷¹, но приобрел добрую славу среди самых широких слоев местного населения. По-своему переиначив непривычное для русского слуха отчество, здесь его называли так же, как и его солдаты на войне — Михаил Тарелкович. По справедливому замечанию петербургского журналиста — свидетеля растущей популярности Лорис-Меликова, в исторические моменты, подобные сложившемуся в Поволжье, «толпе нркен кумир». И надо признать, что на роль кумира Лорис-Меликов в ту пору годился более чем кто-либо.

Память о двухмесячном пребывании Лорис-Меликова в Волжском крае сохранилась здесь на многие годы, и не только потому, что связывалась с чрезвычайными событиями. Российская провинция узрела новый для нее тип начальника — деятельного, энергичного, смелого в решениях, требовательного к их исполнению, твердого в своих обещаниях. Подданные империи едва ли не впервые столкнулись с представителем власти, пытавшимся разобраться в их нуждах, проникнуть в их заботы и помочь их разрешению. После отъезда генерал-губернатора многое вернулось «на круги своя» — вновь воцарилась русская расхлябанность, бюрократическая волокита, равнодушие и безответственность властей и неисполнение принятых решений. Но население уже узнало, что власть может быть иной — такой, как при Лорис-Меликове. В период его пребывания в Поволжье, по наблюдению столичного корреспондента, «в темной массе создалась картина будущего». Родной волжский город представал в ее воображении «умытый водопроводом, с мостовой, освещенный газом, обвитый образцовой набережной, лишенный стоков заразы, глубоких оврагов — всех приютов горя, нищеты, болезней»¹⁷². Все это на настоящую жизнь заставляло смотреть по-другому, чем прежде...

Для самого графа командировка в низовье Волги расширила его представления о российской действительности. Пребывание здесь было для него, человека военного, хорошо знавшего Кавказ, первым знакомством со среднерусской «глубинкой». За два месяца он узнал о

российской провинции больше, чем за все предыдущие годы: эпидемия обнажила и обострила множество социально-экономических проблем, самым тесным образом связанных с политикой. Ранее он задумывался о них несколько отвлеченно, узнавая об их существовании из печати, разговоров с людьми более осведомленными: Д.А. Милютиным и А.А. Абазой, П.А. Валуевым, А.И. Кошелевым.