Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Итенберг Борис Самуилович

Со 2 февраля стала функционировать Высочайше утвержденная совещательно-санитарная комиссия при генерал-губернаторе, сформированная еще в Петербурге. (Скальковский называет ее санитарным комитетом.) Лорис-Меликов привлек в нее и местных деятелей (городского голову Царицына, уездного предводителя дворянства, председателя уездной земской управы, начальника дистанции Грязе-Царицынской железной дороги, а также местных врачей и провизоров). Председательство он возложил на саратовского губернатора М.Н. Галкина-Врасского, поскольку сам не предполагал осесть в Царицыне.

Представленную местными врачами и одобренную городским управлением инструкцию по санитарному оздоровлению Царицына генерал-губернатор забраковал. Меры, ею предусматриваемые, были частью неэффективны, частью неисполнимы. Так, рекомендовалось ежедневное

проветривание помещений через форточки и частое хождение в баню. Но дома в Царицыне (даже лучшие, как тот, в котором остановился граф) не имели форточек, а единственная городская баня была разрушена по решению того же городского управления¹⁴¹.

2 февраля генерал-губернатор подписал циркуляр, направленный в подчиненные ему губернии и требовавший исполнения ряда общих неотложных мер по санации края. Предписывалось очищение городов и селений от нечистот, вывоз которых должен был производиться в указанные полицией места. Обязательным становилось приведение в опрятность помойных ям при частных и общественных зданиях. Согласно циркуляру, надлежало ежедневно очищать бойни и рыбные лавки, рынки и базары. Средства дезинфекции на местах должны были находиться в достатке. Особый надзор устанавливался за чистотой воды и съестных припасов. Генерал-губернатор объявлял, что «лица, назначенные Высочайшим повелением» в его распоряжение, «будут постоянно командированы для проверки на местах указанных мер»¹⁴². Проверка исполнения распоряжений генерал-губернатора была неотъемлемой частью деятельности по наведению порядка в крае. Виновные наказывались не только серьезными штрафами, но и морально: списки домовладельцев и предпринимателей, нарушивших установленные правила, печатались в неофициальной газете «Саратовский дневник».

По наблюдению корреспондента «Нового времени» — в ту пору либеральной газеты, — санитарная комиссия дел в крае не решала: они творились в кабинете Лорис-Меликова. 6 февраля генерал-губернатор встретился с купцами и рыбопромышленниками из Астрахани. Разговор за чайным столом оказался настолько доверительным, что гости графа «откровенно сознали вину своего промысла и не скрыли тех коммерческих мотивов, которые заставили забывать гигиену». Сам же Лорис-Меликов старался больше узнать о местных нуждах, с пониманием вникая в них. По словам корреспондента петербургской газеты, купцы, «совсем было опустившие руки и головы, вышли от графа значительно ободренные», благодарные за прием, «непохожий нисколько на сухую, малополезную официальную беседу»¹⁴³.

Одной из первоочередных проблем, которые пришлось решать Лорис-Меликову, была транспортировка рыбных грузов из Царицына. Прибывавшая сюда с низовья Волги рыба отправлялась по железной дороге во все края империи. При первых же слухах об эпидемии грузы из Царицына перестали принимать в пунктах их назначения, что наносило громадный ущерб рыбным промыслам и торговле Поволжья. Лорис-Меликов обратился за содействием в Министерство внутренних дел. Под его ответственность рыбные грузы стали снабжаться удостоверением о санитарном осмотре, что снимало препятствие к их движению по стране.

Отдав необходимые распоряжения и наладив проверку их исполнения, 16 февраля Лорис-Меликов покидает Царицын, направляясь в Астрахань. Корреспондент «Голоса» сообщал, что за несколько дней до отъезда граф захворал и выехал из Царицына в состоянии нездоровья. Газета связывала недомогание генерал-губернатора с местным климатом «чумного края»¹⁴⁴. Почтовый тракт в Астраханскую губернию пролегал через зараженную местность, находившуюся в карантине. Генерал-губернатор поехал обходным путем, которым стали пользоваться местные ямщики в период эпидемии, — через калмыцкую степь. В зараженную губернию Лорис-Меликов ехал без свиты, частью оставленной в Царицыне, частью уже разъезжавшейся. Были снаряжены лишь два тарантаса: в одном генерал-губернатор и делопроизводитель его канцелярии А.А. Скальковский, в другом — доктор и ординарец. Поездка оказалась тяжелой: трое суток брели по голой пустыне, без теплой пищи, по холоду, без какого-либо пристанища для отдыха. «Граф, — по свидетельству Скальковского, — перенес все невзгоды с величайшим терпением, ни единым словом не выразил неудовольствия: напротив,

он был весел, всю дорогу шутил...»¹⁴⁵

19 февраля Лорис-Меликов прибыл в Астрахань. В Астраханской губернии, где находился главный очаг эпидемии, к приезду генерал-губернатора готовились с еще большим волнением, чем в Саратовской. В последней еще помнили, как в 30-х гг. в Саратове останавливался, путешествуя по стране, император Александр II, бывший тогда наследником. Но на астраханскую землю еще не ступала нога государственного чиновника столь высокого ранга, как Лорис-Меликов. «Живейший интерес, с которым ожидался приезд его, — сообщала официальная губернская газета, — объясняется как высоким уполномочием, возложенным на графа Высочайшей властью, так и трудностью той задачи, разрешением которой заинтересована не только целая Россия, но и вся Европа, и тою популярностью, которую приобрел М.Т. Лорис-Меликов как герой последней войны в Восточной Турции»¹⁴⁶.

Даже столица не встречала героев Русско-турецкой войны, как встречала Астрахань своего генерал-губернатора. «Буквально все население, от мала до велика, высыпало на встречу. Все улицы, окна, балконы, даже деревья, были усеяны тысячами голов, ревевшими ура!». Густая толпа повсюду сопровождала Лорис-Меликова в его передвижениях по городу и не отходила от губернаторского дома, в котором он остановился¹⁴⁷.

Дом губернатора, ставший резиденцией Лорис-Меликова, располагался за стенами Астраханского кремля на центральной площади города, на которую смотрели двадцать окон его фасада. Здание было построено в XVIII в. итальянским архитектором А. Дигби. В нижнем этаже находились торговые лавки, и лишь бельэтаж был в распоря-

жении губернатора, который и отвел апартаменты для Лорис-Мели-кова¹⁴⁸. Здесь проходила часть его рабочего дня, здесь же, «у себя под рукой», Лорис-Меликов устраивал экстренные заседания городской думы, «для большего удобства и престижа своей власти»¹⁴⁹.

По прибытии в Астрахань Лорис-Меликов дал телеграмму императору, в которой поздравлял его «с достопамятным для всего русского народа днем восшествия на Престол» и всеподданнейше доносил, что больных во вверенном ему крае не имеется¹⁵⁰. Эта благая весть должна была слркить своеобразным подарком императору к очередной годовщине его правления. Дата приезда в Астрахань, как видно, была выбрана не случайно. Правда, для большинства подданных империи она ассоциировалась прежде всего с падением крепостного права: 19 февраля 1861 г. Александр II подписал манифест об освобождении крестьян. Но об этом историческом событии Лорис-Меликов в своей поздравительной телеграмме не упоминал. У него было особое чутье, с чем и как поздравлять монархов. Внимательный наблюдатель обстановки в «верхах», он не мог не почувствовать, сколь непопулярной стала здесь крестьянская реформа.

Александр II в ответной телеграмме Лорис-Меликову благодарил «за прекращение болезни на низовьях Волги» и выражал надежду, «что принятыми мерами грозившее бедствие окончательно устранено»¹⁵¹.

Между тем сам «победитель чумы» еще не был уверен в ее окончательном устранении: тогда же, в конце февраля, был зафиксирован в Ветлянке еще один случай заболевания, что задерживало снятие карантина. В Астрахань, поближе к Ветлянке, Черному Яру и другим пораженным чумой селениям, генерал-губернатор перебрался в ожидании международных экспертов, уже съезжавшихся в Царицын во главе с известным немецким профессором-эпидемиологом Августом Гиршем. Лорис-Меликов рассчитывал, что они найдут в Астраханской губернии уже вполне благополучную обстановку и престиж России будет спасен. Он был расстроен и встревожен новым проявлением болезни, портившим результаты его усилий. Европейские же врачи посчитали это большой удачей: эпидемия действительно прекратилась, и материала для экспертизы у них могло и не быть. Эксперты определили, что болезнь, напавшая на Ветлянку, — азиатская чума, хотя способ ее занесения в низовья Волги остался нераскрытым. Так был положен конец дискуссии, в которой ряд авторитетных российских врачей оспаривали мнение своих коллег о чуме на Волге, утверждая, что там свирепствует особый тиф. Те из них, что работали на эпидемии, погибли.