Граф Соколов — гений сыска
Шрифт:
Неловким движением он запустил в ридикюль руку, вынул кошелек и уже было направился прочь:
— Стой, братец, — говорю и от души улыбаюсь. — Что нашел — чур на двоих.
Страшно смутился юноша, залился краской, мямлит:
— Простите, Господа ради...
— Просить прощения у закона будешь! — И обращаюсь к барышне: — У вас, сударыня, из ридикюля ничего не пропадало?
— Ах, и впрямь развязался... Откуда у вас, молодой человек, мой кошелек?
— Этот молодой, симпатичный на вид человек — воришка. Он похитил кошелек. Пройдемте в участок, это недалеко, в Глухаревом переулке. Там составим
Барышня замахала руками:
— Какой такой участок! В этом кошельке лишь какие-то копейки. — С укоризной посмотрела на юношу: — У вас, молодой человек, такое хорошее лицо, а вы... Неужели не стыдно?
Заплакал мой пленник:
— Простите, крайняя нужда толкнула... Вижу, сумка открыта, и я... того.
Я схватил за ворот воришку и цыкнул на него:
— Работать надо, тогда нужды не будет по сумкам лазить. Сейчас городовой тебя в участок сведет.
— Мать у меня больная, кушать ей нечего. Ради нее...
— А теперь тебя в тюрьму посадят, так ей легче будет? Хватит канючить. Эй, городовой!
Вдруг барышня, которая сама вот-вот расплачется, лезет в карман, достает рубль, протягивает его юноше:
— Возьмите, пожалуйста, молодой человек, купите маме покушать.
Тот, несмело поглядывая на меня, взял рубль:
— Благодарю вас, я при первой возможности верну.
Вспылил я:
— Да что же вы комедию тут разыгрываете: один несчастный, другая — добрая фея, а я — беспощадный злодей. Так, что ли?
Кругом народ толпится, молодого человека тоже жалеют.
Барышня предлагает мне:
— Давайте сходим к молодому человеку домой, убедимся, что он правду говорит. Если не соврал, так и отпустим его. Для первого раза.
Спрашиваю:
— Ты, похититель чужого добра, где живешь?
— Рядом совсем, в Большом Головином переулке! Ходьбы — всего ничего... Это в доме купчихи Глушковой.
Барышня обрадовалась:
— Все сразу прояснится! Я в туберкулезной лечебнице Эрлангера фельдшерицей служу, это на Большой Якиманке. Зовут меня Екатериной Ниловой. Может, помощь какую больной окажу.
Мы направились в Большой Головин переулок, а за нами шествовала толпа любопытных.
Глухо зашумев, пробежал по верхушкам деревьев ночной ветерок. Над лампами кружились и, сгорая, падали ночные мошки. Крепче запахло прелой хвоей и грибами. Старый граф, потягивая крымский херес, спросил:
— Мой дорогой Аполлинарий, у твоей истории — счастливый конец? У молодого человека действительно болела мать и ты отпустил его?
— Да, папа, это все так, но это было лишь началом, но вовсе не концом истории. Мать молодого человека занедужила от плохого питания и непосильной для нее работы в китайской прачечной, которая помещалась в том же доме и распространяля вокруг себя миазмы. Барышня Екатерина Нилова оказалась милой и доброй девушкой. Она стала часто навещать больную, носить ей продукты и лекарства. Вскоре мы отправили больную в санаторий “Надеждино”, что на станции Фирсановка Николаевской железной дороги. Вернулась она через два месяца, похорошевшей и вполне здоровой. И уже поселилась в удобную квартиру — на Озерковской набережной.
Ее сын удивил меня громадным альбомом своих рисунков — карандашных
У присутствующих вырвался звук изумления: магазин Свиридова стал одним из самых респектабельных.
— Кстати, — добавил Соколов, его супруга — знакомая теперь вам Екатерина, в девичестве Нилова. У них уже две милые дочурки, и очень счастливый брак.
На глазах дам в отблеске ламп мелькнули слезинки умиления. Жена Рацера взволнованно произнесла:
— Эта история, кажется, лучшее, что когда-либо слыхала. Спасибо вам, Аполлинарий Николаевич, и за вашу доброту, и за чудесный рассказ.
Старый граф тоже расчувствовался, потеплевшим голосом сказал:
— В твоей службе, Аполлинарий, проницательный ум — главное! Без этого нечего делать в полиции.
— Согласен с вами, папа. Но порой просто везет. Преступник, кажется, глубоко спрятал концы в воду, но, видать, Бог слишком правду любит — со злодея взыскать не преминет. Сейчас мне припомнилось происшествие совершенно фантастичное. О нем газеты взахлеб писали, но всю правду знаю только я, ибо его распутывал. Газетчики тогда напридумывали самые страшные заголовки, я же для себя то кровавое дело назвал “Костюм для мертвеца”. Думаю, название вполне соответствует сути случившегося, хотя мой давний приятель Иван Бунин недавно убеждал меня, что заголовок не должен раскрывать содержания рассказа. Ему, конечно, видней, но тем не менее...
Костюм для мертвеца
Ясный диск луны слегка замутился легкими голубыми облаками.
Слуги вынесли дамам теплые шали. Мужчины предпочитали согреваться вином. Старый граф заметно утомился, но продолжал сидеть за столом, ожидая обещанного рассказа сына. Судя по внимательному виду, Николаю Александровичу истории сыщиков пришлись весьма по душе.
Аполлинарий Николаевич произнес:
— Однажды под вечер я зашел перекусить в “Ливорно”, что на Рождественке. В зале было весьма людно. Знакомый лакей любезно предложил:
— Не желаете ли сесть в дальний уголок возле аквариума? Там тихий старичок сидит...
Я сел на предложенное место. Чистенький и сухонький, словно пергаментный, старичок в хорошо выглаженном костюме был погружен в какие-то глубокие думы.
Поначалу мы молчали. Потом старик дрожащей рукой вылил из графина в рюмку остаток водки, вопросительно посмотрел на меня и проговорил:
— Дай Бог здоровья вам, ваше высокоблагородие! — Помолчав, добавил: — У меня это место вроде как насиженное, с утра время провождаю. Обливаю свою душу белой померанцевой.