Грань креста (дилогия)
Шрифт:
Ну и пусть. Сумасшествие, оказывается, субъективно вовсе не страшная штука.
Тень лица на потолке растаяла, обернувшись тяжёлым мороком чёрных сновидений.
Глава двадцать вторая
Я оторвал голову от носилок, с трудом разлепил глаза. Патрик защёлкивал на место трубку рации. Начальница бросила теребить мой рукав и молча начала засовывать в карман фонендоскоп. Работа была нелёгкой, поскольку размер «слухалки» явно не рассчитывали на врача-грызуна.
— Что там?
— Аллергия.
— На
— У меня? На непрофильную работу. А после двух часов ночи — и вовсе на любую.
Два ночи? И прислал же я, однако! Зевая во весь рот, перелез поближе к начальнице.
— Чешется?
— Ой, сил нет, как зудит!
Вопрос в общем-то излишний. Руки, плечи и живот дедка поверх сыпи покрыты явственными следами расчёсов. Только вот настораживает то, что многие из этих следов явно несвежие. Да и сыпь какая-то странная…
С аллергией я знаком не понаслышке. Многие наши психиатрические препараты её вызывают. А уж раздражающее их действие на кожу испытал на себе любой сколь-нибудь долго трудившийся в психушке.
Всех впервые поступающих туда на работу опытные коллеги инструктируют:
— У нас тут дурдом и всё по-дурацки. В нормальных местах люди после того, как в сортир сходят, руки моют, а здесь обязательно до того помыть не забывай.
Молодёжь хихикает, принимая мудрые советы за очередной розыгрыш. А зря. Очень скоро они убеждаются на собственном опыте, что речи старших вовсе не были шуточкой в порядке прописки вроде классического вопроса о том, какое лекарство быстрее подействует.
Не знаете? Не может быть. Это развлечение практиковалось, ещё когда Парацельс на горшок проситься не умел. И меня в своё время не миновало.
Удочка, на которую попадаются все. После того как больные расфасованы по койкам и дежурная смена в полном составе гоняет чаи, с новенькими заводится разговор о недавней учёбе. В процессе беседы мягко и к месту задаётся на первый взгляд невинный вопрос:
— Слышь, мы тут подзабыли, а у тебя ещё в голове наука свежа. От чего быстрей эффект наступает — от снотворного или мочегонного?
Молодёжь долго и старательно ищет ответ на потолке и в собственном затылке. Не вычесав его оттуда, признается в своём невежестве.
— И чему вас там учат? — удивляются старожилы. По прошествии некоторого времени новичку сидеть становится неуютно. Сколько-то поёрзав, он смущённо извиняется, поспешно вылезает из-за стола и быстрым шагом, а то и бегом направляется в сторону туалета. Медперсонал вослед ему хором громко констатирует:
— Значит, мочегонное.
Вот и те, кто не внял рекомендациям по порядку мытья конечностей, ёрзать начинают. Покуда сыпь только на руках, ещё полгоря. А когда в других местах…
Ну да, сыпь. Аллергическая — розовая, выпуклая, как ожог от крапивы. Её в обиходе так «крапивницей» и называют. А у дедка — скопления ярких мелких точек. Неравномерные притом. Где-то гуще (на руках до локтей — так сплошь), где-то реже, на спине и вовсе чисто.
— Давно это с тобой, милый?
— Да порядком уже. С месяц або два. Поперёд на руках только, опосля
Это к вопросу об обоснованности ночного вызова. Наглядная иллюстрация. Ну-ка, ещё пробный камушек:
— Куда обращался?
— Не-е. Думал, само пройдёт.
— Видишь — не проходит. Что раньше не вызвал?
— Вас не хотел беспокоить…
До чего они все предсказуемые — аж тошно! Люси вытянула мордочку, силясь разглядеть характер непонятных высыпаний, перескочила с моего плеча на стол, велев старикану положить руки на клеёнку. Подошла поближе к растопыренным костлявым кистям с бурыми, коротко обгрызенными ногтями и вдруг отпрыгнула, словно её щёлкнули по носу. Хвостик мышки завился странной петелькой — нашим давнишним условным знаком, говорящим: «Моим действиям не удивляться и вопросов не задавать».
— Так, уважаемый. С твоим заболеванием дома оставаться нельзя. Поедешь в больницу. — Приостановилась на секунду, ожидая, не возникнет ли возражений.
Не возникло.
— Сейчас мы вызовем особую бригаду специалистов, которые доставят тебя на место. С кем живёшь?
— Один… Старуху Господь прибрал.
— Это хорошо, что один.
— Что ж тут хорошего, милая? Тяжко ведь, пособить некому. Всё сам. А скажи, пожалуйста, что со мной такое?
Люси сделала вид, что оглохла. Вместо ответа она повернулась в мою сторону:
— Шура!
— Слушаю, госпожа доктор.
— Возьми из ящика стерильный бинт. Ага, молодец. Сложи большую толстую салфетку. Да, да, так. Теперь обильно смочи её спиртом. Я сказала, обильно. Не жалей. Ага. Теперь отрежь второй кусок и сложи ещё одну. Нет, мочить не надо. Первую разложи на крышке ящика. Второй возьми доктора и перенеси на первую.
Видя, что петелька на хвосте не разворачивается, я молча выполнил все указания. Начальница, оказавшись на проспиртованной тряпочке, потопталась и принялась аккуратно и внимательно протирать лапки, хвостик и брюшко. По завершении сих непонятных действий перескочила ко мне на плечо и проинформировала больного:
— Жди, приедут. Когда не знаю, но сегодня — обязательно.
— Мне бы поточней. Сутки-то только начались. Это сколько же ждать?
— А сколько ты ждал, прежде чем нас вызвал? Ещё чуток потерпишь, — слегка нахамила Рат, — и чтоб из дома ни шагу! Не застанут на месте — разоришься штраф платить. Шура, в машину!
Оставив озадаченного дедка куковать у окошка, мы залезли в кабину. Общаться с диспетчером начальница пожелала сама.
— Зенит, нам инфекционную перевозку по адресу.
— Ваш диагноз, один-девять?
— Скабиес.
Чесотка?! Так вот что углядела Рат на руках у дедка — входные ворота между пальцами, где чесоточный клещ внедряется под кожу.
— Пауль-Борис один-девять, что бы вам самим не отвезти? Инфекция в соседнем секторе.
Люси смешно сморщила лобик, отчего шерсть на всей её головке встопорщилась, а шкурка пошла складочками. Задумалась, как бы отмазаться. Подсказываю шёпотом: «Время», — и делаю вид, что мою руки.
Маленький доктор схватила на лету: