Грань креста (дилогия)
Шрифт:
— Зенит, время на санобработку медперсонала даёте?
Действие этих простых слов на диспетчера оказалось волшебным.
Лизавета сразу поняла, что искать, где помыться и во что переодеться, мы способны бесконечно. Не говоря уже о дезинфекции самой машины. На родной моей станции «Скорой» это был вопрос практически неразрешимый. Если помыть автомобиль ещё кое-как удавалось — в самом ли инфекционном отделении, уговорив ли какую-нибудь сознательную больную из нашего маленького местного дурдома за пару сигарет, то как продезинфицировать персонал — не знал никто. То есть такой случай как бы и не предусматривался.
А как именно? Да всяко. Если всё в той же нашей больничке по ошибке случалась горячая вода — хорошо. Оставалось только за чистой одеждой домой прокатиться — мне за двадцать вёрст, водителю за пятнадцать, но в прямо противоположную сторону. Взяв одёжку на смену, возвращались отмывать свои усталые тела.
Нет воды (а это как правило) — значит, вынесет жена тазик да мыло во двор — мойся, муженёк, только в дом этих блох (вшей, клещей — нужное вставить) не носи. Права, безусловно. Пару раз плясал нагишом на зимнем холодном ветру, потом, запаковав грязное в мешок и бросив на улице, ещё час дома горячим чаем отогревался.
Пилот домой приедет — там та же картина. На базе диспетчеры нас и не ждут уже, тоже изворачиваясь как можно без единственной психперевозочной бригады.
Умница Лизавета мигом рассчитала, что тут у нас жён с тазиками нет, и сказала:
— Добро, один-девять, высылаю перевозку. Ждать будете?
— Ещё чего не хватало!
Салат из помидоров с брынзой, сбрызнутый кислым вином и заправленный оливковым маслом, в высшей степени съедобен, холодное пиво весело пенится в высоких стаканах. То, что нужно в такое жаркое утро несправедливо разбуженной бригаде.
Бумажные тарелочки, подложенные под стаканчики, украшала реклама некоего ресторана на Коровьем волоке. Открытое кафе на три столика, в котором мы завтракали, являлось его филиалом.
Выбор блюд тут был невелик, но выглядели они и пахли одно другого заманчивей. Приветливая полногрудая деваха, одна управлявшаяся в заведении, настойчиво приглашала нас не обойти своим вниманием сам ресторан, буде нам случится проезжать мимо.
Мой удивительный доктор забавляла её чрезвычайно. В течение всей нашей трапезы она не отходила далеко от столика, наблюдая, как мышка, устроившись рядом с моей тарелкой, бодро и аккуратно лопает. На десерт я и Люси взяли чашку сливок, взбитых так плотно, что холмик, покачивающийся высоко над краями посудинки, даже не пытался опадать. Патрик решил, что у него в брюхе пиво со сливками не уживутся, и вместо десерта жевал длинный сандвич со светлыми ломтиками жирной рыбы, аппетитно украшенный кудрявыми салатными листочками. Деваха, заправлявшая кафе, привела последний, неотразимый аргумент в пользу посещения головного предприятия по заправке пустых животов:
— А ещё всем работникам «Скорой помощи» хозяйка предоставляет очень существенные скидки. До тридцати процентов!
Услышав такое, я немедленно выдернул из-под Патрикова бокала рекламную картоночку, сложил её вчетверо и прибрал в нагрудный карман.
Начальница одобрительно кивнула и снова подступилась к чашке со сливками, не зная, как их трескать. Чайные ложки в кафе отсутствовали напрочь, со столовой она не могла справиться. Пришлось помогать — зачерпывать пышную пену, пахнущую ванилью, и класть ложку на стол, где она немедленно опустошалась.
За
— Пани Рат, это вы меня напрягаете?
Люси промычала что-то утвердительное, без отрыва от сливок. Я дал вместо неё необходимые пояснения, и Войцех, угрюмо кивнув, повернулся к своему автомобилю.
— Обожди, куда ты? Перекуси, здесь вкусно и недорого.
— Некогда.
— Ну хоть кофе выпей. Угощаю.
— Забот бардзо много. — Фельдшер инфекционной перевозки в подтверждение своих слов продемонстрировал пухлую пачку перевозочных нарядов и, раздражённо хлопнув дверью кабины, отбыл.
Мышка подняла перепачканную мордочку. Аппетитно облизнувшись, мечтательно произнесла, глядя вслед фургону Войцеха:
— Три вещи есть в свете, на которые можно смотреть бесконечно, и никогда не надоест.
Патрик поинтересовался какие.
— Вода, небо…
— И огонь?
— Не-а. И то, как другие за меня работу делают.
Глава двадцать третья
База встретила нас непривычной суетой. Народ кучками стоял во дворе и за оградой, горячо обсуждая неведомо что. Сотрудников собралось раза в три больше обычного и прибывали ещё. За нами начала выстраиваться целая очередь транспорта «Скорой помощи», многие объезжали нас по обочине, норовя встать поближе к зданию станции. Вылезающий из него народ оживлённо присоединялся к группам беседующих, махал руками, приветствуя встреченных знакомых.
В стороне, заехав задними колёсами на клумбу, воздвигся административный джип, напротив — чёрно-белый полицейский автомобиль, медленно проворачивающий сигнальные огни на крыше. Наш главврач что-то объясняла двоим плотным мужчинам в одинаковых тёмных костюмах, наглухо удушенным жёсткими белыми воротничками и строгими узкими галстуками. Под пиджаками слева у обоих наблюдались некие солидных размеров образования. Судя по почтительным жестам державшихся сзади патрульных, то было немаленькое полицейское начальство.
Машины «Скорой» всё продолжали подъезжать. Такое их количество мне доводилось видеть прежде лишь на похоронах, когда все свободные от дела медики купно с подавляющим большинством тех, кто, предположительно, обслуживал вызова, собирались на площадке у кладбища, чтобы проститься с очередной жертвой мира, где мы работаем. Мира, откуда нет выхода даже после смерти. И не рассказывайте мне про рай. Нам и в раю занятие сыщется.
Послышались вопли сирен — протяжно-мяукающие, с подвыванием, не похожие на звук наших, скоропомощных. Среди автомобилей началось шевеление. Водители, чертыхаясь, переключали передачи, с рыком и вонью перегазовывали, расчищая проезд для новых гостей.
Ими оказались ещё с полдюжины полицейских патрульных крейсеров, пара тёмных лимузинов с приклеенными магнитами алыми мигалками и три грузовика — два с солдатами, один с полицией. Последним подъехал чёрно-белый броневичок, из заднего люка которого выскочили двое парней со злющими овчарками на поводках. Тут же возникли рёв, рычание и лай, около броневичка полыхнул язык пламени, раздался чей-то истошный визг:
— Да уберите же, наконец, Зинку! Она полиции мешает.
Разинув рот, дивился я на всё это безобразие. Что, в конце концов, происходит?