Граница надежд
Шрифт:
— Ты куда? — встала у двери дома жена, но он, не слыша ее, сел за руль. — Господи, сумасшедший человек!.. Куда же ты в такое время? Дети из школы вернутся, а ты...
— Зонтик! — высунул голову из машины Драган, но, увидев, что жена неподвижно стоит в дверях, включил зажигание. И только след от машины остался на все еще не просохшей после утреннего дождя дороге.
Колонна въехала в район дислокации полка. Подполковник Сариев отвел командирский танк в сторону, открыл люк и пропустил мимо остальные машины. На полигоне
За два года Сариев получил шесть взысканий, и все только за то, что стремился действовать слишком самостоятельно и нарушал уставные правила.
Ему запомнилась их последняя встреча с генералом Граменовым и полковником Дамяновым.
— Ты столько лет уже служишь в армии, — нервно расхаживая по кабинету, говорил генерал. — Разве ты не понял, что прошло то время, когда «и один в поле воин»? Мы все — звенья общей цепи, Сариев, и должны думать о том, как сделать ее еще крепче. Спрашиваю тебя: когда ты начнешь наконец заниматься делом?
— Я верю в то, что делаю, товарищ генерал, — последовал ответ Сариева. — Правда, кое-кто из солдат испугался, но, когда я повел их через зараженный участок, никто не повернул обратно. Солдаты поняли, товарищ генерал, что нет ничего сильнее веры в самого себя. А то, что кое-кто струсил...
— Ты хочешь этим сказать, что мы из страха заставляем тебя делать все с умом, из страха тебя наказываем?.. — вмешался полковник.
Между ними словно возникла преграда. Они стали как чужие. И следующий шаг мог привести их к враждебности.
— Думайте, как сочтете нужным! Я не могу топтаться на одном месте, — не сдавался Сариев, и наказание не заставило себя ждать. Последнее перед увольнением.
Сариев не почувствовал ни боли, ни обиды за то, что и на сей раз его не поняли. Он шел тем путем, который его увлекал, и не собирался уклоняться.
И вот теперь это происшествие... Угол наклона был слишком велик, но танкисты не колеблясь последовали за командиром. Прошли десятки танков, но последний танк занесло, он лег на бок, а потом перевернулся. Сариев не видел, как рядовой Тинков открыл люк, высночил из танка и оказался под ним. Сариев услышал линь крик. Потом солдата извлекли из-под танка с разможженными конечностями.
Сариев думал, что сумел добиться чего-то, и вдруг — смерть, нелепая, непредвиденная. Все рухнуло, и все отвернулись от него.
...Ночь после происшествия Сариев провел в полку, все еще надеясь на спасение раненого солдата. Утром он решил пойти проведать своих детей. Он не видел их уже трое суток. Пошел, никого не предупредив об этом, но вспомнил, что ему надо явиться в суд.
Судья встретил его как старого знакомого... Снова оказавшись на улице, Сариев держал в руке свидетельство о разводе. Он был свободен от обязанностей по отношению к человеку, в которого совсем недавно верил. Теперь этот человек стал воспоминанием. Остались только
Происшествие с Тинковым как-то сразу поблекло. Огнян почувствовал какой-то прилив сил. Он вошел в первый же магазин и купил все, что только попалось ему на глаза.
Руки его были заняты, и ему пришлось плечом нажать кнопку звонка. Ему очень хотелось, чтобы дети открыли дверь, с криками набросились на него и еще на лестнице развернули пакеты. Однако и после второго звонка никто не отозвался. Он сам открыл ключом дверь. Мертвая тишина в квартире поразила его.
Он вошел в гостиную. Там все было разбросано, как это всегда бывает в доме, где нет хозяина.
И в спальне никого не оказалось. Огнян чувствовал, что задыхается. Он попытался представить себе, что могло случиться, но мысли были беспорядочные, путаные. В одной из детских кроваток белел листок, вырванный из тетрадки. Огнян схватил его, прочитал: «Дети у меня. У тебя есть и другие обязанности. Я воспитал вас, как смог. Постараюсь воспитать и твоих детей.
Отец».
Огнян повертел листок в руке и опустился на двуспальную кровать. С ним всегда так случалось. Когда он решал сам что-нибудь сделать, полностью отдавая себе отчет в том, что он способен на это, кто-то становился на его пути.
Только он дал себе слово, что будет уделять больше внимания детям и жене, которая в последнее время как-то ускользала из поля его зрения, как она покинула его.
...В последнюю ночь он вернулся поздно. Дети заснули вместе, даже не раздеваясь. Вероятно, им было холодно. Стамен прижался к сестре, укрылся чьим-то пальто.
Магды не было. Огнян настолько устал, что даже не посмотрел на часы, не задал себе вопроса, где может пропадать его жена в такое позднее время.
Он укрыл детей стеганым ватным одеялом и присел на широкую постель, подложив под спину подушку.
Его разбудило тихое поскрипывание наружной двери. Потом он услышал шаги и в первое мгновение подумал, что находится в казарме. Прикосновение холодного пододеяльника и возникший перед ним силуэт жены заставили его опомниться.
Огнян не пошевельнулся, почувствовав радостную дрожь от ее присутствия. В комнате словно стало теплее, уютнее.
Его жена раздевалась рядом с постелью Стамена, а ведь прежде она всегда раздевалась и ложилась подле мужа. Магда сняла юбку, потом водолазку, и он увидел, что она без комбинации и бюстгальтера. Освещенное скудным лунным светом, ее тело выглядело стройным, словно годы его не коснулись.
Огняну захотелось, чтобы она прилегла рядом с ним и он согрел бы ее, как это делал много лет, но она надела ночную сорочку и сняла покрывало с кроватки сына.
— Я не сплю! — проговорил из темноты Огнян. — Меня вызывают в Софию, и я вернулся несколько раньше, чем закончилось занятие. — Он словно пытался оправдать свой неожиданный приход. Магда молчала. — Дети заснули, и мне не хотелось их будить, я их только укрыл. — Он снял с себя майку и нырнул под одеяло. — Похолодало! Перед отъездом я привезу еще топлива.