Граница надежд
Шрифт:
— Не суди меня строго!.. На столе для тебя есть записка. — И из трубки послышались лишь отрывистые сигналы отбоя.
Граменов взял бумажку со стола. Смотрел на нее и почти ничего не видел. Думал о Сильве, о вине перед ней, своим единственным ребенком. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, однажды вечером она его спросила:
— Что ты больше всего любил в маме?
— Все! — ответил он.
— Почему ты не женишься снова?
— Потому что она была частицей меня самого, — проговорил он медленно и сам удивился тому, какой простой оказалась истина. Прошло
Он снова прочитал записку и только теперь понял: что-то случилось. Чья-то молодая жизнь закончилась трагично, а он... Телефонная трубка все еще попискивала в его руке. Он набрал другой номер.
— Я разбудил тебя?
— Ты же знаешь, у меня заячий сон, — ответил начальник штаба дивизии полковник Дамянов.
— Жду тебя в кабинете, — произнес Граменов и поспешил покинуть дом. Все там его угнетало.
На улице было безлюдно. Не хотелось ни о чем думать. Он медленно шел, и ориентиром ему служили уличные фонари. Даже не заметил, как добрался до ограды штаба, как вошел в свой кабинет. Сел на стул и попытался сосредоточиться.
Теперь он почувствовал себя совсем одиноким. Он всегда верил, что исполнил свой долг перед Жасминой, оставшись с Сильвой. Он был уверен, что с тех пор, как он принял в один из подчиненных ему полков Огняна Сариева, сына Драгана, отпадут и последние сомнения в том, будто он изменил своим боевым друзьям. Но в эту ночь все рухнуло. Оказалось, что Сильва несчастлива. А по вине Огняна во время учений погиб человек...
Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет ворвался полковник Дамянов.
...В ту ночь и Павел почти не спал. После такого напряженного и изнурительного дня его встретил душный воздух просторной безлюдной квартиры. Недавно он попытался уговорить Венету усыновить одного из детей ее брата Огняна, но та не пожелала даже вести разговор на эту тему.
— Ты виноват в том, что я потеряла своего ребенка п утратила способность иметь другого. Прошу тебя, не напоминай мне об этом. Мы можем воспитать обоих детей Огняна, но они нам чужие. Это правда, что мать их бросила... Если ты хочешь иметь детей, уходи на пенсию и поступай завхозом в детский дом! — Она была злее, чем когда-либо.
Павел не допускал и мысли, что Венета может его ненавидеть, но чувствовал, что остыл тот порыв в их душах, который когда-то заставил ее ради него совершить акт самосожжения, а его, как сумасшедшего, носиться по всему городу при одной мысли, что она погибает. Трудно было бы указать причину такого охлаждения. Он — в казарме, она — сначала в университете, потом журналистка, а теперь Венета — главный редактор окружной газеты... Каждый шел своим путем, и квартира оставалась единственным свидетелем их одиночества.
И вчера Венета позвонила ему, сказала, что будет на каком-то весьма важном совещании с представителями из Софии. Предупредила его, чтобы он не ждал ее к ужину. Павел попытался представить себе это совещание, но у него ничего не получилось. Он включил русский самовар, подаренный ему московскими друзьями, заварил чай и начал медленно
Они не виделись с Велико несколько дней. За последние дни порядком надоели друг другу. Павел не хотел с ним спорить, потому что хорошо знал его состояние, но упрямство генерала приводило его в бешенство. Пришлось напомнить Велико о тех далеких временах, когда они были одни среди стольких врагов, когда они были сильными, потому что стреляли в одну цель и верили...
Речь зашла о Драгане, о его сыне Огняне.
— Подумай только, Драган и без того в плохом состоянии. Это доконает его...
После второй бессонной ночи Велико решил не отдавать Огняна Сариева в руки следователя. Происшествие было из самых обыкновенных. Пласт земли не выдержал, танк заскользил и свалился в овраг...
Павел опустился в кресло и закрыл глаза. Болела голова. В этот вечер он заглянул на квартиру Огняна. Того не оказалось дома. Он пропадал в полку, потом где-то в городе, и Павел все никак не мог напасть на его след. Павел заснул не раздеваясь. Его разбудил звонок телефона. Голос Велико прогнал остатки сна. Павел быстро побрился и, не проверив, вернулась ли Венета, заторопился в штаб.
Еще с порога он протянул Велико бумагу и сказал:
— А Драган еще станет человеком. Ведь есть же у него душа. Я тебе говорил...
Велико взял бумагу и прочел:
«Можете и сами решать, но коль вы меня спрашиваете, то скажу: место, которое вы определили для памятника Ярославу, кажется мне не очень подходящим. Он был больным человеком, и, хотя казался высеченным из камня, в выбранном вами безжизненном пространстве ему будет холодно. Лучше воздвигнуть памятник где-нибудь возле горной хижины, откуда он мог бы смотреть вдаль и перед ним был бы простор. Вы же знаете, какая у него была широкая душа.
Драган».
Граменов вспомнил, как много лет назад, став партизаном, он впервые принял участие в бою с жандармерией. Рядом с ним залег Драган, командир отряда. Он стрелял в жандармов, а у Велико был только какой-то кинжал, доставшийся ему от отца. С таким оружием он не мог быть полезным своим товарищам. Драган заметил его волнение и отдал ему свой пистолет.
— Возьми! И стреляй только наверняка. Патронов мало. — И пока Велико осматривал оружие, Драган исчез: уполз проверять позиции других партизан.
Они были знакомы давно, но только в тот момент Велико понял, насколько Драган ему доверял. Отдал ему собственный пистолет, а сам остался без оружия!
«Доверие!..» — подумал Велико, проводя рукой по лицу.
— Не понимаю тебя! — поднял он голову.
— Если хочешь знать мое мнение, то он прав, — ответил Павел.
— Он спрятался от всех при первой же неудаче! — Генерал не мог забыть их последнюю встречу перед партийным пленумом.
...Драган тогда отказался от всякой защиты. Ничем не воспользовался, чтобы доказать, что другой жизни, кроме жизни в партии, у него нет. Только когда зачитали решение о том, что его увольняют на пенсию по состоянию здоровья, он поймал Велико у самого выхода и сказал: