Грайлок 2: Безгрешных нет
Шрифт:
– Эй, старик! Хочешь сказать, что я напрасно тебя сюда волок?
– рыкнул Картарх.
– Думаешь, обратно провожу, раз уж ты не умеешь тайную дорогу сыскать? Ну уж нет, мне проще тебя здесь прирезать, чем охранять в Джагайе ночью.
Он не обладал тактичностью Туйвина, зато его аргументы были более действенны.
Старик тут же согласился узнать еще немного джагайских тайн, даже если он узнает их от Морта. Все, кроме Картарха, спустились в подземелье.
– Он с нами не пойдет, - объяснил Туйвин, - останется здесь последит, чтобы никто следом не увязался, а потом люк завалит, как было прежде.
–
– Вот-вот Ожидающие явятся, а элерийцы нам теперь не помогут. Будем драться с Ожидающими, сколько предки сподобят, и я сам хочу еще одно-другое джагайское брюхо вспороть, прежде чем издохну.
– Лучше идите во дворец, - заявил Морт.
– Или вместе с элерийцами отобьетесь, или всем конец. Сколько у вас мужчин?
– Неполных четыре сотни, - медленно ответил Картарх.
Он задумался. Принимать помощь от элерийцев не хотелось, но в предложении Морта был резон. Императорский дворец, прилепившийся к Текейской скале, уже давно не служил крепостью, но строился он изначально именно как цитадель, оборонять его можно и с небольшими силами. А если уцелевших после штурма истинных людей добавить к элерийскому гарнизону, выйдет достаточно многочисленный отряд.
– Я скажу Ахагалу, - решил Картарх, берясь за крышку люка.
– А вам удачи. Пусть предки помогут.
Морт пошел первым. Туйвин со свечой семенил следом и по дороге рассказывал:
– Я спросил насчет этого дома. Ничто не помнит джагаев, которые здесь жили, но старики говорят, что весь квартал выкупили вскоре после воцарения Вентайна Последнего, старые хозяева съехали, а дома стоят пустыми. Весь переулок…
Морт не отвечал. Заброшенное жилище будило в нем странные чувства, но он по-прежнему не помнил, что связывало прежнего Вентайна с этим убогим домишкой, и зачем нужно было выселять квартал у подножия Текейской скалы. Морт шагал и шагал по темному подземелью, время от времени Кестис замечал нарисованные его рукой стрелы, но Морт не нуждался в этих приметах, необъяснимое чутье вело его прежним путем к императорской опочивальне. Наконец Гречхин заявил, что вспомнил место. Теперь он знает, где находится, и готов вести тайной тропой к вершине Текеи.
Старик отобрал свечу у Туйвина и протиснулся вперед. Теперь все шли гуськом за дрожащим светом в руках Гречхина. Проводник шагал не слишком быстро, но мерно и неутомимо, как груженый осел. Дорогу он выбирал уверенно, сперва вел по уже знакомому пути, где на стенах поверх процарапанных невесть кем и невесть когда знаков белели нанесенные Кестисом стрелки, но вскоре свернул.
Морт заметил, что путь, которым они продвигаются, ведет вверх. Иногда встречались участки, где пол понижался, но Гречхин все-таки пробирался к вершине.
Древняя дорога извивалась кольцами внутри скалы, постепенно поднимаясь к гребню Текеи.
Кестис наладился снова отмечать дорогу стрелками, но Гречхина это почему-то взбесило. Заслышав скрежет мела по камню, старик обернулся, оттолкнул Морта, подскочил к пареньку и выбил мел из рук:
– Не смей! Не гневи духов!
– Да я ж ничего, дедушка, только стрелочку махонькую… - растерялся Кестис.
– Из-за махонькой дурости большая беда может выйти! Мы в скале, понял? Здесь духи истинного народа живут! Предки мои! Ты в гостях, так и веди себя как человек,
– В гостях… - повторил паренек.
– У нас гостей не так принимают!
– Откуда он такой, этот олух белобрысый?
– Гречхин обращался к Туйвину, должно быть, посчитал, что неразумный малец не достоин его разговора.
– Элериец, что ли?
Зачем такого с собой таскаешь?
– Олух из Дарвии, - ответил Туйвин.
– Не сердись, дед, он же просто не знал.
– Не знал!
– Гречхин уже остыл.
– Стало быть, твоя вина, ты не рассказал, не объяснил. Слушай, дармоед, и понимай своим дарвийским умишком: здесь обитают духи предков истинного народа. Ты, когда в своей Дарвии к кому в дом заходишь, тоже начинаешь по углам пакостить? Нет? Ну так и здесь не моги. На дудке лучше поиграй, нечего ее попусту тискать.
Кестис в подземелье трусил и постоянно вертел в руках дудочку, будто талисман, который может его защитить.
– А можно?
– робко спросил парень.
Но Гречхин не ответил, он уже проталкивался на прежнее место - впереди колонны.
Коридор здесь был узкий, двое едва могли бы разминуться. Не дождавшись ответа, олух и дармоед тяжело вздохнул, поднес инструмент к губам - и полилась тихая печальная музыка. Мелодия была очень грустная, должно быть, соответствующая состоянию музыканта, а Кестису сейчас было совсем скверно. Под звуки дудочки они снова двинулись по темной галерее, вскоре своды поднялись, проход стал шире.
Морт, вытянув руку, пощупал стену. Здесь не было следов, оставленных инструментами землекопов. Под пальцами был гладкий камень.
– Вот оно, нутро Текеи, - будто отвечая на не заданный Мортом вопрос, заговорил старик.
– Это не наши прорубали, здесь пустота всегда была.
– Как будто вода промыла, - заметил Махаба.
– Вода здесь спала, - буркнул Гречхин.
– Когда наши предки сюда ход проложили, она ушла, место осталось. Много беды тогда вода натворила.
– Как это понимать? Утонули ваши, что ли? Потоком унесло?
– заинтересовался эйбон.
– Как хочешь, так и понимай. Когда я сопляком был, вроде олуха вашего, мне дед сказал: "Много беды вода сделала. Но в сердце Текеи она не вернется, потому наши предки сюда ход не забыли. Если злая вода вернется, будем здесь прятаться". А что он понимал под злой водой - то и сам он вряд ли знал. Ему его так дед сказал, а тому - его дед либо отец. Давно здесь вода спала, даже старики не помнят, что к чему, однако нам завещали твердо помнить. Здесь от воды укрыться можно, сюда ее, злую, духи предков не пустят. На самом острие скалы укрывище наш народ сделал, после его по приказу Ирго сломали, башню поставили.
– А как золотой маг в свою Башню ходит?
– спросил Морт.
– Ведь не этим же путем?
– Прямая лестница сквозь гору ведет. Тысяча двести ступеней, - объяснил Гречхин.
– Нам туда ходу нет. Вот и помним этот старый путь, которым предки впервые на гору взошли.
Сказав это, старик прибавил шагу. Будто хотел тем самым показать, что разговор окончен. Потом пол стал подниматься круче, Гречхин запыхтел и пошел медленней.
Бесед больше никто не заводил, берегли дыхание, одному только Кестису подъем был нипочем, он не прекращал игру, и печальный мотив плыл по изгибающимся коридорам.