Гребаный саксаул
Шрифт:
* * *
От нарядов на горке меня освободили. Кто -то в добавок настучал Покровскому, что по ночам ко мне на КПП приходит повариха.
Я ходил в наряды, в основном дежурным по роте. В караул меня не пускали.
Я удивлялся, как командование не запретило мне выдачу штык- ножа.
Покровский даже не догадывался, что для Яны, как и для бешеной собаки двадцать километров не крюк. Она может приехать и в часть.
* * *
Мишка Колесников избил Атояна.
В роте было несколько армян.
Все звали его- Ара. Отслужил он всего восемь месяцев, но при всеобщем пофигизме уже носил кожаный ремень и называл себя дедушкой.
С теми кто был младше призывом, да и теми, кто был старше, но не мог поставить его на место Ара вёл себя по хамски.
В тот день Атоян приехал в наряд на горку. Дежурил Колесников. На КПП было две комнатки. В одной стояли табуретка и стол с телефоном, печка. В другой спала отдыхающая смена. На стене висел перекидной календарь «Родина», с изображением Ленина, протянувшего вперёд руку. На календаре гвоздиком отмечали дни до приказа.
Атоян направился к печке, присел перед ней на корточки, провёл по полу белым платком. Специально для этого случая захватил, сука!
– Кунем рехет! Грязь. Мой заново, салабон!
Полы были чистыми. Мишка их только что вымыл и перемывать не хотел. Машина ждала. Двигатель работал. Водитель нервничал.
Ара шагнул к Мишке. Ударил его по затылку ладошкой. Шапка упала на пол и медленно покатилась под стол.
Мишка упёрся- «Не буду». Ара вошёл в азарт. Не замахиваясь, ударил по лицу. Опять- «Не буду».
Атоян почувствовал вкус крови. Он распалялся всё больше и больше. Теперь ударил уже кулаком. У Мишки в голове, что-то щёлкнуло и он, сколько было силы заехал кулаком в нос. Стёкла очков вылетели. Они повисли на одной дужке. Атоян побелел как стена, завизжал, кинулся на Колесникова.
В это время зашёл занервничавший водитель, схватил ару за руки, крикнул Мишке:
– Бегом в машину!
Ара вырвался, догнал машину, подпрыгнул. Удар пришелся вскользь Мишкиному лицу. Но сам Атоян тоже не удержался на ногах, подскользнулся и въехал лицом в лужу.
Расстроенный Мишка приехав в роту, прибежал ко мне.
– Что делать?
Я рассмеялся, только и сказал,
– Ты охренел. салабон.
Мне армяне, мягко говоря, тоже не нравились поэтому я сказал:
– А что ты хотел, Мишаня? Это долг русского солдата, воевать и умирать. Помнишь как писал поэт?
На наших глазах умирают товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
– Но ты не переживай. Ответить конечно же придётся, но насмерть забить не дам.
Мишка повеселел. Было видно, что
На другой день старшина снова поставил его дневальным на горку, Атоян остался дежурным.
Вместе с Мишкой стали думать, как найти выход из этой ситуации.
Я пошел к старшине и попросился в наряд вместо Атояна, он согласился. Но тут заболел кто-то из сержантов, идущих в наряд по роте. Мне пришлось его подменить . Я подумал и сказал Мишке, что может так будет даже лучше.
– В наряде ара один, а здесь их толпа.
Мишка на горке встретил встретил Леху Туландая, повара с роты охраны. Он был дед. Лёха поинтересовался настроением. Мишка выложил ему всё как есть.
Леха был любитель подраться. Он сказал:
– Не ссы, пусть только пальцем тронет. Скажешь, если у армян есть претензии, пусть направят их мне. Они- армяне, а я- бандера.
Мишка уже настроился на драку. На лице застыла печать обречённости.
Придя на КПП он увидел, что Атоян сидит за столом. Его лицо было хмурым и осунувшимся. Под обоими глазами чернели синяки. В воздухе висел острый запах корвалола.
Атоян спросил усталым голосом:
– Что ты вчера от меня хотел?
– Я был прав,– произнес Колесников,– Поэтому, если ещё раз ударишь меня, я тебя убью. Ночью уснёшь, а я вылью тебе на морду кастрюлю с кипятком.
– Я тебя зарежу – крикнул ара. Вскочил. Хлопнул дверью.
На следующий день, наряд сменили. Мишка шёл в роту как на Голгофу. Вышел из автопарка. Прошёл мимо аккумуляторной станции. Мимо штаба...Столовой. Свернул в роту. Сел на табуретку. Взялся за голову. Горячие южане уже же собрали свой армянский консилиум- Саркисян, Меликстян, Лёва Хачатрян, Гарик Давтян и сержант Мангасарян. Орали, что-то требовали.
– Вай! Мерет кунем!...Мерет кунем- причитал Саркисян.
– Биляд!-Сердито кричал Мангасарян.- Ибунамат!
Атоян трагически им что-то пояснял, опустив голову.
Мишку я увидел в роте. Он подошел ко мне сияя от радости. Конфликт был исчерпан. И слава богу, потому что у меня назревали свои заморочки.
* * *
Каждый день в роте дотемна засиживался замполит, лейтенант Аюпов. Рисовал газету, чтобы не попасть в немилость к Покровскому.
Лейтенант был нормальным парнем, таким же как мы, без офицерского гонора. После отбоя я заходил к нему в кабинет, пили чай и говорили с ним о жизни.
– Представляешь?
– Говорил замполит, принюхиваясь к баночке с краской.- Эти два придурка Саломатин и Сафонов остались в роте. Оба в наряде, роты нет. Кто-то на полётах, кто-то на выезде.
Саломатин был из Одессы, его закадычный дружок Сафронов с Кустаная. Были они совсем зелёные, но дурковали по страшному.
– Ну-ка понюхай краску. Она не на спирту?
– Вам товарищ лейтенант спирт скоро уже будет в компоте мерещиться!
– Это да,- соглашается со мной лейтенант. Довела меня уже ваша рота, скоро ночевать здесь буду.