Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Белох Юлиус

Если недостатки этой тактики обнаружились уже и в Пелопоннесской войне, то ввиду задач, которые пришлось разрешить наемному войску Кира при его отступлении из Вавилонии, она оказалась совершенно непригодной. Здесь тяжеловооруженная фаланга не могла по своей воле выби­рать удобные места для сражений, а принуждена была всту­пать в битву с неприятельской конницей и легкими отрядами на полях, пересеченных горами и реками, когда этого хоте­лось врагу. Ввиду этого Ксенофонт, руководивший этим от­ступлением, уничтожил старую сомкнутую боевую линию и разбил свою пехоту на небольшие батальоны по 100 человек, которые выстраивались настолько близко один к другому, что могли взаимно поддерживать друг друга, но в общем должны были действовать самостоятельно. Это был по су­ществу тот же манипулярный строй, который позднее так много содействовал покорению мира римлянами. Но если этот батальонный строй оказался вполне пригодным в борь­бе с азиатскими варварами, то против натиска сомкнутой тяжеловооруженной греческой фаланги подобное войско не могло устоять, вследствие чего эта система, которой пред­стояла блестящая будущность, в ближайшее время не оказа­ла глубокого влияния на характер войны.

Гораздо большее значение имели реформы, произведен­ные в области тактики Эпаминондом. Вместо того

чтобы нападать всем фронтом, как делалось до сих пор, он выдви­гал против неприятеля только одно крыло, удерживая другое позади; при этом в наступление он посылал свое левое кры­ло, чтобы направить натиск против лучших войск врага и тем сразу решить участь битвы. Ввиду этого левое крыло должно было, разумеется, быть возможно более многолюд­ным; далее, чтобы достигнуть большой силы натиска, Эпаминонд располагал войска, предназначенные для наступле­ния, глубокой колонной, что, впрочем, практиковалось у фиванцев уже задолго до его времени. Этому т.н. „косому бое­вому строю" Эпаминонд обязан своей победой при Левктрах, и с тех пор этот строй, безусловно, господствовал в греческой тактике, хотя и изменяясь сообразно потребно­стям времени. Ибо и Эпаминонд еще ни на шаг не отступал от старой тактики, опиравшейся всецело на тяжелую пехоту, и почти совсем не умел пользоваться в битве легковоору­женными отрядами и даже своей превосходной беотийской конницей, так что при Левктрах он даже прикрытие флангов своей наступательной колонны поручил отряду тяжелой ин­фантерии.

Лишь Филипп и Александр предоставили коннице по­добающую роль в сражениях; правда, как владыки Македо­нии и Фессалии, они имели в своем распоряжении такую многочисленную конницу, какой не располагал до них ни один греческий полководец. Уже в первом своем военном деле, в войне с иллирийским царем Бардилисом, Филипп решил участь битвы атакой своей конницы на неприятель­скую пехоту; этим же способом он позднее одержал свою большую победу над Ономархом; а Александр своими побе­дами над персами был обязан главным образом искусному пользованию конницей. Великие македонские цари или на­чальник их генерального штаба Парменион впервые научили также выставлять позади передней боевой линии в виде опо­ры другой корпус войск. Далее, они ставили себе целью не только разбить, но и совершенно истребить неприятельское войско. Боевой план Филиппа всегда состоял в том, чтобы окружить врага, отрезать ему отступление и таким образом принудить его к сдаче; в битве на „Крокусовом поле" против Ономарха и в сражении под Херонеей он блестяще разрешил эту задачу. То же сделал Александр в битве при Гранике; но при Иссе и Арбеле численный перевес врага был так велик, что оцепить неприятельскую армию не было никакой воз­можности; однако Александр сумел рассеять ее другим спо­собом, именно путем упорного преследования. Впрочем, уже Дионисий, следуя примеру Гилиппа, умел достигать полного уничтожения неприятельских войск; так, перед Сиракузами он истребил карфагенское осадное войско, при Элепоре — войско италийских греков, при Кабале — войско Магона; а эти успехи заставляют предполагать, что и он уже умел пользоваться своей конницей приблизительно так же, как позднее Филипп и Александр.

Совершенно изменился и характер осадной войны. В течение нескольких столетий греки не знали другого средст­ва для взятия укрепленных пунктов, как блокаду, которая, обусловливая истощение запасов, в конце концов принужда­ла неприятеля к сдаче, если еще раньше какой-нибудь из­менник не открывал ворота или смелый штурм не отдавал города во власть осаждающих. Наконец в V веке успехи ме­ханики привели к постройке осадных орудий. Во время вой­ны против Самоса Перикл поручил инженеру Артемону из Клазомен построить тараны (т.н. „бараны") и навесы (т.н. „черепахи"), и в этой войне впервые были употреблены по­добные машины. Однако ввиду прочности самосских стен эта инженерная атака ни к чему не привела, и в первые годы Пелопоннесской войны попытки брать укрепленные города посредством машин оставались большею частью столь же бесплодными. Только карфагеняне во время своей сицилий­ской кампании в 408 г. начали с успехом пользоваться осад­ными орудиями. К стенам подкатывались высокие возвы­шавшиеся над верхним краем стен деревянные башни; сто­явшие на них стрелки и пращники должны были своими стрелами и камнями отгонять защитников; под прикрытием этих башен тараны пробивали брешь или под стену подво­дили подкопы, вследствие чего она обрушивалась. Затем не­приятель неотступно штурмовал город, пока не проникал в него. Именно этому совершенству осадной техники карфа­геняне более всего были обязаны своими быстрыми и бле­стящими успехами в 408—405 гг. Сицилийские греки, разу­меется, тотчас усвоили эти новые приемы и вскоре превзош­ли своих учителей. В Сиракузах впервые начали строить т.н. катапульты — орудия, которые могли выбрасывать длинные стрелы на далекие расстояния и, будучи поставлены на осад­ные башни, гораздо основательнее, чем стрелки своими вы­стрелами, очищали стены от защитников. Только чрезвы­чайно крепкий панцирь мог на близком расстоянии выдер­жать удар стрелы даже катапульты самого малого калибра. Вскоре начали строить машины для метания камней и свин­цовых пуль. Метательная сила в этих орудиях создавалась натяжением эластичных канатов, сплетенных из волос или жил. Так как перевозка и особенно установка таких машин представляла большие трудности, то ими можно было поль­зоваться только в осадной войне или на кораблях; в качестве полевых орудий их начали употреблять уже гораздо позднее.

На греческом Востоке эти усовершенствования в облас­ти осадного искусства прививались сравнительно медленно. Здесь еще долго держались старой системы обложения, и наибольшим консерватизмом в этой области, как и в других, отличались спартанцы. Однако Афины уже в середине IV века имели катапульты. Но лишь Филипп впервые начал применять здесь в обширных размерах новую осадную тех­нику; в этом деле ему помогал его инженер, фессалиец Полиид, ученики которого, Диад и Харий, сопровождали затем Александра в его азиатском походе. Началом новой эпохи в истории осадной войны у греков послужили особенно осады Перинфа и Византии в 340 г.

Фортификационное искусство, разумеется, старалось не отставать от успехов осадного искусства. Очень много сде­лал в этой области особенно Дионисий. Искусно воспользо­вавшись выгодами местоположения Сиракуз, он обратил свою столицу в неприступную крепость; замок Эвриал на вершине Эпипол, служивший ключом ко всей системе укре­плений, был защищен против нападений высеченными в ска­ле рвами, а подземные ходы, также высеченные в камне, да­вали возможность гарнизону

производить внезапные вылаз­ки. Совершенно таким же образом Дионисий укрепил свою пограничную с карфагенскими владениями крепость Селину, только здесь, ввиду рыхлости почвы, пришлось укрепить рвы каменной кладкой. Аттика была защищена цепью по­граничных крепостей, тянувшейся от Элевсина через Панактон и Филу до Рамна; кроме того, важный Лаврийский гор­нозаводской округ был огражден против нашествий рядом укреплений. Несравненно грандиознее была система укреп­лений, созданная Хабрием вдоль восточной границы Египта; об эти твердыни дважды разбился натиск персов.

Изобретение орудий повлияло также на характер мор­ской войны. Боевые корабли V века, триеры, были настолько малы, что на их палубе невозможно было устанавливать не только башни, на которые поднимались бы орудия, но и са­ми машины. Поэтому теперь начали строить суда больших размеров, т.н. тетреры и пентеры, — впервые в Сиракузах при Дионисии во время приготовлений к освободительной войне против карфагенян. Правда, при этом пришлось отка­заться от одного из преимуществ трехъярусных судов — от большей подвижности, но зато, ввиду более прочной конст­рукции новых судов, удары неприятельских орудий были теперь менее опасны. Сообразно с этим изменился и харак­тер морских сражений; если в эпоху Пелопоннесской войны участь битвы зависела от опытности кормчих в лавировании, то теперь не менее важную роль стало играть действие ору­дий. Однако первые пробы с судами нового типа оказались неудачными; при Катане маневрировавшие по старому спо­собу карфагеняне разбили флот Дионисия. Государства гре­ческой метрополии на первых порах отклонили и эти новше­ства. Афины лишь во времена Александра начали строить тетреры и пентеры; зато с этих пор искусство кораблестрое­ния и здесь начало быстро развиваться, и на флотах эпохи диадохов триеры все более уступают место судам четырех- и пятиярусным.

Все это давало стратегии возможность разрешать такие задачи, которые раньше были ей совершенно не под силу. Укрепления в значительной степени утратили свое прежнее значение, с тех пор как сделалось возможным посредством осадных машин в течение нескольких месяцев принудить к сдаче даже сильно укрепленный город, тогда как раньше для этого требовалась часто многолетняя блокада, а укрепления, свободно сообщавшиеся с морем, и совсем не могли быть взяты. Благодаря этому военные операции сделались более энергичными. Теперь перестали остерегаться предпринимать походы в неблагоприятное время года. Уже спартанский царь Клеомброт вторгся в Беотию среди зимы, правда — ввиду исключительных обстоятельств; точно так же Эпами­нонд несколько лет спустя вторгся в Лаконию зимою, а Фи­липп при своих походах вообще обращал мало внимания на время года. В значительной степени этим усовершенствова­ниям в области тактики и стратегии Филипп был обязан по­корением Греции, Александр — завоеванием Азии.

Новое военное искусство предъявляло к полководцам очень высокие требования. Поэтому со времени Пелопон­несской войны начал образовываться класс профессиональ­ных военачальников — прежде всего в наемных армиях. Афины и в этой области выказали себя духовной столицей Греции; знаменитейшие вожди наемников в первой полови­не IV века — Ксенофонт, Ификрат, Хабрий, Тимофей, Дио­фант, Фокион — были афиняне; из неафинян можно назвать разве только Харидема из Орея, которому позднее были да­рованы в Афинах права гражданства, и братьев Ментора и Мемнона из Родоса. Военные успехи Афин со времени Ко­ринфской войны объясняются в немалой мере тем, что госу­дарство всегда имело в своем распоряжении таких перво­классных полководцев, и надо поставить в великую честь афинским кондотьерам, что они всегда были готовы служить отечеству с величайшим самоотвержением, хотя совершенно не могли рассчитывать на материальное вознаграждение и, напротив, могли ждать суда и смерти, если вследствие не­достатка в денежных средствах их труды не увенчивались успехом. Поэтому было вполне справедливо, что афинский народ по крайней мере не скупился на почести для своих полководцев — воздвигал им статуи, освобождал их от ли­тургий, даровал им право участвовать в обедах, которые на счет государства устраивались в здании Совета. Но, с другой стороны, не следует забывать, что почти все эти люди приоб­рели свои первые военные лавры именно на воинской службе. Если потом дома нечего было делать, то они в качестве вож­дей наемных войск вступали на службу к иноземным госуда­рям, с которыми Афины как раз в ту минуту находились в хо­роших отношениях, — к персидскому царю или его сатрапам, к египетским или фракийским царям. Здесь их осыпали по­честями и золотом. Уже Ксенофонт, если бы захотел, мог сде­латься зятем фракийского царя Севта И; Ификрат действи­тельно женился на дочери Котия I, то же сделал позднее Харидем, который благодаря этому после смерти Котия I сде­лался фактически владыкою царства одрисов. Харес достиг княжеской власти в Сигее на Геллеспонте.

Исключением является лишь Ксенофонт, старейший из этих кондотьеров. Силою вещей, почти против своей воли, и во всяком случае против своего ожидания, он был поставлен во главе наемной армии; в качестве ее вождя он достиг более блестящих успехов, чем какой-либо полководец до него в таком же положении; но он пренебрег этой карьерою, кото­рой был обязан своей эллинской славой. Ему не было суж­дено послужить своими трудами отчизне. Уже своим поли­тическим поведением во время олигархической реакции он навлек на себя подозрения афинских демократов. Затем он с остатком своих наемников вступил на спартанскую службу; правда, в это время Афины еще находились в союзе со Спар­тою; но он остался верен избранному знамени и после того, как Афины отложились от Спарты и примкнули к персид­скому царю, потому что по своим убеждениям он мог видеть в этой политике Афин лишь измену интересам Эллады. Вследствие этого он был изгнан из отечества; а в Спарте чу­жеземцу нечего было делать. Поэтому он свои лучшие годы провел в Скиллунте близ Олимпии, в поместье, которое по­дарил ему его друг царь Агесилай, пока крушение Спартан­ской державы после битвы при Левктрах не заставило его удалиться оттуда. Правда, теперь, когда Афины снова всту­пили в дружественные отношения к Спарте, он получил воз­можность вернуться на родину; но вследствие долгого из­гнания он стал чужим в Афинах, притом он был уже слиш­ком стар, чтобы снова выступить на военное поприще, кото­рое он оставил более четверти века назад. Недостаток прак­тической деятельности он постарался возместить литератур­ным трудом, и в этой области также достиг замечательных успехов. Если современники усердно читали его книги ради их содержания, то позднейшие поколения видели в них не­подражаемые образцы классического стиля; поэтому Ксенофонт принадлежит к числу немногих писателей древности, чьи сочинения дошли до нас в полном виде.