Грехи негодяя
Шрифт:
Значит, не было повода останавливаться.
Клейтон наконец-то почувствовал, что жив. Каждый его нерв вибрировал, а каждый вдох был – словно первый в жизни. И дело было даже не в возбуждении, хотя он ужасно возбудился. Нет, просто стало весело и радостно. Хотелось распахнуть окно и рассмеяться в лицо луне. Хотелось вдруг подхватить Оливию на руки и кружить до тех пор, пока не запросит пощады.
С нижнего этажа донесся громкий смех. И этот смех вернул Клейтону какое-то подобие рассудка. Он отступил от Оливии
– Это Смиркин, – пробормотал он, попятившись, чтобы уже не прикасаться к Оливии.
Но она тотчас шагнула к нему.
– А нас может не оказаться дома, ведь так?
Клейтон понимал, что должен отойти от нее, но, как выяснилось, он уже уперся спиной в стенку. Поэтому он лишь шумно выдохнул, когда ему на грудь легла рука Оливии.
– Ты возненавидишь меня, если я позволю себе…
– Почему? – перебила она.
– Потому что после этого ничего не будет.
– А если этого хватит? – С этими словами она прижалась губами к уголку его рта.
Клейтон почувствовал, что не в силах ей противиться. А она поцеловала его еще раз и еще…
Его веки опустились. Теперь он видел перед собой только расплывчатые цветные пятна.
– Ты играешь с огнем, Оливия.
– Вот и хорошо.
Утробно зарычав, Клейтон снова прижал ее к груди и провел пальцем по пухлым губам Оливии.
– Твои губы пахнут малиной и лучшим шотландским бренди.
Оливия хотела поцеловать его палец, но потом передумала и, нахмурившись, пробормотала:
– Ты же не любишь бренди.
Его палец опустился к ее подбородку, потом – к шее…
– Теперь люблю. – Если бы не перчатки, он бы почувствовал биение пульса у нее на шее.
Оливия приподнялась на цыпочки, так что ее губы оказались в дюйме от его губ.
– Ты уверен? Может быть, тебе надо попробовать еще раз?
Клейтон замер, не в силах отвести глаз от ее соблазнительных губ. А она, коснувшись его губ языком, обворожительно улыбнулась.
Со стороны лестницы послышались шаги. За ними послали слуг – в этом можно было не сомневаться.
Клейтон поспешно отступил от Оливии, но перед этим еще на мгновение прижал ее к себе.
– Если ты скажешься больной, то сможешь пропустить чай и закончить разборку оставшихся книг Васина. – Он достал из кармана какую-то бумагу и протянул ей. Это оказался список, который она составляла накануне ночью. Клейтон медленно сложил листок и спрятал туда, куда женщины обычно прячут то, что им дорого, – за лиф платья между грудями. – Лучше, чтобы это находилось у тебя.
Оливия молча кивнула, и тут же в ее дверь постучал лакей, сообщивший о прибытии генерала. Затем он постучал в соседнюю дверь и сообщил то же самое «господину барону». «Хорошо бы лакей не заметил, что я ответил из ее комнаты», – промелькнуло у Клейтона.
– Ты хорошо
Клейтон фыркнул и пробормотал:
– Он уверен, что знает меня хорошо. Полком, с которым я шел, когда спас жизнь Александра, командовал именно Смиркин. Он утверждает, что помнит меня по множеству сражений, во время которых был слишком пьян, чтобы запомнить кого-то еще. – Клейтон зашел в свою комнату и вернулся со стопкой книг и бумаг. – Вот, возьми. Помнишь, как ты пыталась мне объяснить, каким образом на фабрике производится бумага.
Оливия схватила книги в охапку.
– Ты всегда был чудовищем! Знал же, что я тогда понятия не имела, как делается бумага.
– Знал, конечно, но это тебя никогда не останавливало. Я думал, что ты имеешь хотя бы отдаленное представление о процессе. Но бумага из молока – это сильно.
Оливия, не сдержавшись, рассмеялась.
– Просто жидкость в баке была белой. И мне показалось, что в этом есть смысл. Во всяком случае, это было бы разумнее, чем бумага из старого тряпья.
Клейтон вернулся в свою комнату и уже через несколько секунд громко постучал в ее главную дверь.
– Я теперь знаю, как производится бумага. – По какой-то непонятной причине для Оливии было очень важно, чтобы он это понимал. – Я даже могу сказать, какое время требуется на распад каждого вида ткани на волокна.
Клейтон проигнорировал ее заявление, и всю дорогу до Катиной гостиной они прошли молча. Княгиня ожидала их в обществе румяного мужчины с густыми седыми бакенбардами и воистину выдающимися усами и стройной миловидной женщины – вероятно, его жены.
– Барон Комаров?! Рад видеть, что кому-то Сибирь пошла на пользу! – сказал Смиркин и громко засмеялся собственной шутке.
Мужчины обменялись рукопожатиями, а Катя представила Оливию и Клейтона жене генерала. Та окинула его оценивающим взглядом; когда же Клейтон поднес ее руку к губам, она со вздохом проговорила:
– Думаю, ты меня не помнишь.
– Вы знакомы? – удивился Смиркин. – Что ж, прекрасно! Всегда приятно встретить старых знакомых.
Генерал считает, что все хорошо? Неужели он не понимает, что эти двое были любовниками? Воздух между ними словно искрит от напряжения. А она, Оливия, хотела произвести на него впечатление поцелуем… Наивная!
– Я вас помню, – сказал Клейтон. – Мы встречались на балу у Ригицких.
Конечно, он все помнит. Наверняка он даже сможет вспомнить все, что на ней было надето в ту ночь. И разумеется, он запомнил и то, что произошло между ними.
Тут жена генерала вдруг приподнялась на цыпочки и запечатлела на щеке Клейтона смачный поцелуй. Оливия невольно поморщилась. Влажные губы этой особы едва не сожрали Клейтона!
– Твоя рука больше меня не испугает, – шепнула она.