Грехи негодяя
Шрифт:
– На кровати.
При этих словах Клейтона оба замерли, а потом заговорили почти одновременно.
– Я думаю, это принадлежит…
– А вот это книги…
Тут Оливия замолчала, и Клейтон сказал:
– Вот – книги Васина. Их намного меньше, так что займись ими.
– Ты меня жалеешь? – Она улыбнулась.
Клейтон пожал плечами.
– Просто я читаю быстрее.
Сдвинув стопку книг, чтобы присесть на край кровати, Оливия снова улыбнулась. Потом вдруг поежилась и пробормотала:
– Кажется, твоя комната холоднее, чем моя.
– Да, верно. Думаю,
Клейтон устроился в углу комнаты, повернувшись спиной к соблазнительной картине, которую являла собой Оливия на его кровати. Лишь через несколько минут, почувствовав боль в шее, он повернул голову.
Оливия теперь сидела в самом центре кровати, поджав под себя ноги. Уже переписанные ею книги были сложены в аккуратную стопку на полу. Клейтон улыбнулся, заметив чернильное пятно у нее на подбородке. Она всегда имела дурную привычку постукивать себя пальцем по подбородку, когда работала.
«Я уже давно мог бы вернуться за ней», – со вздохом подумал Клейтон. И он ведь действительно много раз приезжал в Англию все последние годы. Да, приезжал, однако…
Нет, так не пойдет! Он поправил книги в своей стопке, потом выровнял их еще раз и еще, пока стопка не стала идеально ровной. И мысли вроде бы пришли в порядок.
Но что бы он сделал, вернувшись за ней? Женился бы? Нет, тогда обида была еще слишком сильна. И тогда он еще не выполнил свои обязательства перед короной.
А сейчас… Чем больше времени проводил он с Оливией сейчас, тем больше утверждался в мысли, что не станет хорошим мужем ни одной женщине. Ведь он слишком жесткий и подозрительный. Он человек, покрытый шрамами и изнутри, и снаружи.
К тому же еще и вопрос о фабрике.
Он подозревал, что Оливия надеялась переубедить его. Она верила, что его согласие поработать с ней над шифром означало также и то, что он пойдет на компромисс и в вопросе о фабрике.
Он должен дать ей понять, что этого не будет. Никогда.
Глава 18
Сильные руки обняли ее за плечи и коснулись чувствительных мест под коленями.
– Клейтон… – Оливия проснулась от собственного голоса.
А Клейтон склонился над ней, и их лица разделяли всего несколько дюймов.
Оливия вскрикнула, отпрянула в сторону – и свалила стопку книг. В растерянности заморгав, она наконец-то сообразила, что все еще находилась в комнате Клейтона. На его кровати. И, судя по лившемуся из окна тусклому серому свету, близился рассвет.
Клейтон отстранился и выпрямился. На его красивом лице промелькнула гримаса боли.
– Я собирался отнести тебя в твою комнату, пока не проснулись слуги, – пояснил он.
Когда она в последний раз смотрела на часы, было три. Выходит, она спала в его постели. А где же спал он?
Судя по тонкой складке, протянувшейся от его виска до подбородка, подушкой ему служила книга. А в углу комнаты лежало скомканное одеяло.
Оливия почувствовала укол вины.
– Надо было разбудить меня. Тогда ты бы мог поспать в своей постели. – Почему-то тот факт, что Клейтон еще не сложил одеяло, добавлял моменту интимности.
– Ты устала. – Он пригладил ее локон, коснулся кончиками пальцев ее уха, шеи…
Оливия задрожала, но эта дрожь не имела ничего общего с холодом. Клейтон ночью снял сюртук, ботинки и галстук. Странно, но перчатки все еще оставались на нем.
– Ты, наверное, совсем замерз на полу.
– Однажды, недалеко от Парижа, нам пришлось переходить вброд реку, чтобы скрыться от французского патруля. В конце концов мы укрылись в старом крестьянском доме. Французская армия уже вывезла оттуда все, что можно было хоть как-то использовать, и Мэдлин предложила… – Лицо Клейтона потемнело, и он пробурчал: – Иди спать.
– Ты любил ее? – Слова эти вырвались раньше, чем Оливия сумела сообразить, что говорит. Мысленно отругав себя, она решила, что всему виной ее усталость.
– Мэдлин? – переспросил Клейтон.
Конечно, Мэдлин. Кого же еще? Женщину, настолько красивую, что мужчины выстраивались в очередь, чтобы выдать ей свои секреты. В ее постели, разумеется. Женщину, настолько удивительную, что он, Клейтон, общаясь с ней, понял: не все женщины предательницы, не все они такие, как Оливия. Женщину, которую он стремился защитить любой ценой.
– Так зовут Малышку? – Еще не договорив, она поняла, что перешла грань. Клейтон насторожится и обвинит ее в попытке выведать у него секретную информацию.
Но он лишь чуть нахмурился и кивнул.
Оливия вздохнула с облегчением. Странно, но она не испытывала ревности, ожидая ответа. По крайней мере – сильной ревности. Пожалуй, куда сильнее было любопытство. А надежда? Нет, она не обманывала себя и не рассчитывала на будущее с Клейтоном. Между ними было… слишком много боли. Но если Клейтон любил, если все еще любит эту самую Мэдлин, то ему следовало понять, что он вовсе не разуверившийся и отчаявшийся человек, хотя именно таким он себя считал. И она, Оливия, заставит его осознать эту нехитрую истину.
Почему-то ей стало грустно. Она хочет счастья Клейтону, чтобы избавиться от чувства вины? Нет, вовсе не по этой причине она желала ему счастья. Она хотела, чтобы Клейтон был счастлив, потому что он этого заслуживал. А прошлое… Оно утратило власть над ней.
И Оливия, чтобы не передумать, поспешно заговорила:
– Я пошла к отцу, поскольку боялась того, что может со мной произойти, если твои обвинения окажутся правдой. Я вовсе не была глупа. Я была избалована и не хотела потерять то, что имела. Но никогда – слышишь? – никогда я не ожидала, что отец обвинит в своих преступлениях тебя. Я надеялась, что он опровергнет твои обвинения, вот и все. Но я была эгоисткой. Ею и осталась. Я слишком люблю делать все по-своему, и, наверное, так будет всегда. – Выпалив все это, Оливия шумно перевела дух и подняла глаза на Клейтона, ожидая увидеть отвращение на его лице. Что ж, она его заслужила.