Грешница в шелках
Шрифт:
Слуги же, выполняя приказ хозяина, проводили гостью до дверей, а потом один из них сделал знак конюху, чтобы тот подал ее экипаж.
Селия взглянула на окна дома. Может, он наблюдает за ней сверху? Может, смотрит на свою незаконнорожденную дочь, осмелившуюся заявиться к нему? Но ведь он обязан принять ее, обязан! Ни один мужчина не имеет права отказаться от встречи со своим ребенком, – хотя бы раз в жизни он должен взглянуть в глаза своей дочери или сыну.
А сейчас он, наверное, думает, что она, смирившись, уедет и больше не станет ему досаждать.
– Скажите конюху, что экипаж мне пока не нужен, – заявила Селия. Вернувшись к парадному входу, она уселась на верхнюю ступеньку и, взглянув на темное небо, поплотнее завернулась в плащ – было очевидно, что собирался дождь.
Слуги уставились на нее в изумлении, и она добавила:
– Передайте маркизу, что я не сдвинусь с места, пока он не даст мне короткую аудиенцию. Я прошу у него всего пять минут, не более того. И после этого никогда в жизни ни о чем не попрошу. Скажите ему, что если он увидится со мной сейчас, я никогда больше не появлюсь у его дверей. Но я буду сидеть тут, пока он не примет меня.
Уже начинало темнеть, а Селия по-прежнему сидела на ступеньках роскошного особняка маркиза Эндерби. Она твердо решила, что не уйдет отсюда, пока отец не согласится ее принять. «Он обязан, обязан…» – мысленно повторяла она.
А небеса, словно наказывая ее за ее гордыню, изливали на землю потоки дождя, и ей пришлось раскрыть зонт, чтобы вода, капавшая с портика, не замочила ее.
Конюхи давно уже ушли в укрытие, и она сидела на холодных ступеньках в полном одиночестве. Ей вдруг вспомнился рассказ Джонатана. Рассказ о том, как когда-то в детстве он вместе со своей матерью просидел перед дверью графского дома несколько дней. Неужели и ее отец поступит с ней так же?
Внезапно она заметила на подъездной дорожке какую-то смутную тень. Что это?… Селия прищурилась. Может, собака? Нет, для собаки тень слишком велика. А вот для лошади… Да-да, конечно!
Вскоре она отчетливо разглядела рослую белую лошадь со всадником на спине. А еще через некоторое время узнала всадника.
– О Господи… – прошептала она со вздохом облегчения, и ей вдруг ужасно захотелось расплакаться.
Подъехав к ступенькам, Джонатан внимательно посмотрел на нее. И казалось, он совершенно не замечал струй дождя, стекавших по его шляпе и плащу, словно ни дождь, ни холод, ни какие-либо другие неудобства ничего для него не значили, возможно, даже не существовали.
– Ты давно здесь, Селия? Целый день?
– Я приехала в полдень.
Он спешился и поднялся по ступенькам.
– В полдень? Слава Богу… Я боялся, что ты затеяла это еще вчера.
– Я сняла комнату в местной гостинице вчера вечером, так что сегодня могла начать. Как ты нашел меня? Догадался, кто был моим отцом?
– Я навестил леди Саммерхейз, и она сообщила, что ты поехала навестить миссис Джойс. Когда же я прибыл к миссис Джойс, та сказала, что ты направилась
– Дафна, наверное, беспокоилась за меня?
– Похоже, что так. Мне показалось, она обрадовалась, когда узнала, что я поеду за тобой. – Склонившись над ней, Джонатан тихо сказал: – Он не хочет тебя видеть, пойми… И никогда не захочет – ни сегодня вечером, ни завтра утром, ни послезавтра. Пойдем со мной.
Селия покачала головой:
– Нет, Джонатан. Если я уйду сейчас, то уже никогда не поговорю с ним. А сейчас… Я все-таки надеюсь, что он смягчится и примет меня. Ведь то же самое было и у тебя с твоей матерью, когда Торнридж долго отказывался вас принимать. И если маркиз порядочный человек, то завтра… – Она всхлипнула и стиснула зубы, стараясь успокоиться.
Вскоре совсем стемнело. Наступила ночь.
– Дорогая, встань со ступенек, – сказал Джонатан, стаскивая с себя плащ.
Селия с трудом поднялась на ноги.
– Ты подстригся? – пробормотала она с улыбкой. – Знаешь, мне нравится…
– Ну… если нравится, я сделаю еще кое-что.
Он накинул на плечи Селии свой плащ и усадил ее на ступеньки. Затем подошел к своей лошади, полез в кожаную сумку у седла и вернулся с листком бумаги и карандашом в руках. Присел, что-то написал на листке, сложил его и, шагнув к двери, решительно постучал.
Дверь тотчас же открылась, и Джонатан, протянув слуге записку, тихо сказал:
– Передай это маркизу. Скажи ему, что записка от агента министерства внутренних дел.
Слуга молча кивнул и исчез за дверью.
– Что ты написал? – спросила Селия, когда Джонатан уселся с ней рядом.
– Я сообщил ему, что у тебя есть свидетельство о том, что он во время войны делал регулярные выплаты Алессандре Нортроп. И если эти выплаты были не для того, чтобы содержать тебя, то можно предположить, что они имели другую цель. Следовательно, я, Джонатан Олбрайтон, обязан буду сообщить об этом в министерство.
– Но до него, возможно, никогда не доходили слухи о моей матери. И тогда твоя записка лишена смысла.
Джонатан не удержался от улыбки.
– Я абсолютно уверен: маркиз слышит все, что заслуживает внимания.
Селия невольно рассмеялась.
– Джонатан, ты запугиваешь его. Это нехорошо…
– Это очень нехорошо, отвратительно. – Он взял из ее руки зонт, чтобы держать над ней. – И не притворяйся, что ничего обо мне не знала. Ты прекрасно знала, что я именно такой – постоянно всех запугиваю.
Она сжала его другую руку.
– Спасибо тебе, Джонатан, что пытаешься помочь мне. Но получится ли?…
– Непременно получится. Нисколько не сомневаюсь.
А вот Селия вскоре начала сомневаться в успехе – минута проходила за минутой, а дверь все не открывалась. Но Селия не очень-то огорчалась из-за этого, потому что теперь вдруг оказалось, что их с Джонатаном ссора осталась в прошлом – словно ее и не было.
Минут через двадцать дверь наконец-то отворилась, и Джонатан, тут же встав, помог Селии подняться.