Грешница в шелках
Шрифт:
– Если Каслфорд и впрямь узнал что-то полезное, то ты мог бы сделать то же самое, – в задумчивости пробормотал Саммерхейз. – Однако этого не произошло. Следовательно, ты никогда серьезно и не пытался заняться этим делом.
– Если честно, то я очень сомневался в том, что рассказ моей матери – правда, – ответил Джонатан. – Ведь тогда Торнридж посулил бы мне добрую половину своего состояния, только бы я отказался от большего. Но он, как ты знаешь, ничего мне не предложил.
– Вместо этого он превратил тебя в невидимку.
Джонатан
– Оставаясь невидимым, я не докучал ему.
– А сейчас он хочет избежать неприятностей, – заявил Хоксуэлл. – То есть он не хочет нести ответственность за возможный обман. Но тебе, Олбрайтон, не следует ломать над этим голову. Если ты действительно родился с титулом, то он непременно будет твоим.
– Сомневаюсь, что это так. Но даже если моя мать действительно обвенчалась с прежним графом, доказать это будет не так-то просто, и на доказательство могут уйти годы. Не то чтобы я не желал заполучить титул и стать графом… Но я не хочу посвятить всю свою жизнь борьбе за этот титул…
Тут дверь отворилась, и в приемную вошел другой слуга – с еще большим количеством галунов и прочих украшений на ливрее. Поклонившись гостям, он проговорил:
– Его светлость приказал привести вас в его апартаменты. Прошу следовать за мной.
– Я крайне недоволен! – объявил Каслфорд, когда все трое вошли в его гардеробную.
Камердинер герцога, застегивавший в этот момент темно-синий парчовый халат хозяина, замер в испуге. Но Каслфорд взглянул на него и сказал:
– Нет, не тобой. Продолжай свое дело. – Посмотрев на Хоксуэлла, герцог продолжал: – Я целую неделю не слезал с лошади, так что едва приволок домой свою задницу далеко за полночь. Неужели после этого мне нельзя несколько часов поспать?
Изобразив огорчение, Хоксуэлл осведомился:
– Почему же ты не воспользовался каретой? Мог бы пощадить свою задницу. Я всегда так поступаю, отправляясь в дальние поездки.
– Я должен был передвигаться очень быстро. – Герцог выгнал камердинера из комнаты, хотя еще не все пуговицы его халата были застегнуты. Затем улегся на софу и вдруг с улыбкой заявил: – Полагаю, Олбрайтон, что им следовало бы пользоваться во время войны моими услугами, а не твоими. У меня, знаешь ли, нюх на такие дела. На этой неделе мне также помогли мои блестящие аналитические способности.
– Вероятно, помогло и то, что ты – герцог, – заметил Джонатан.
– В расследовании? Что ж, очень может быть.
– Кроме того, ты убедил себя в том, что у тебя есть право вмешиваться в чужие дела, не так ли?
Каслфорд взглянул на Саммерхейза.
– А что, эти двое сегодня в плохом настроении?
– Если ты объяснишь, почему потребовал нашего присутствия, настроение этих двоих может улучшиться.
– Вот именно – потребовал, – пробурчал Хоксуэлл.
Каслфорд не обратил внимания на его слова.
– Так вот, дело сделано, Олбрайтон.
Джонатан рассмеялся.
– Прости меня, но я уверен, что ты преувеличиваешь.
– Ничего подобного. Все, что мне было нужно, заключалось в одной-единственной фразе твоей матери. Она сказала, что покойный граф женился на ней на его смертном одре. Это означало следующее: либо у него имелось специальное разрешение – и мой поверенный связался с соответствующей коллегией, а затем сообщил мне, что не имеется никакой записи на сей счет, – либо они поженились в Шотландии. Логично?
– Да, разумеется, – кивнул Саммерхейз. – И что же?
– Само собой, я обратил свой взор на север, – с улыбкой ответил герцог. Внимательно посмотрев на Джонатана, он вдруг спросил: – А тебе известно, милый друг, что в твоем поместье имеется очаровательный охотничий домик сразу за шотландской границей? Ты должен обещать, что непременно пригласишь нас туда на сезон охоты на куропаток. Мы будем пить и стрелять и славно проведем время. Хоксуэлл тоже может приехать, если только поклянется, что не будет все время ворчать.
Странное чувство охватило Джонатана. Разумеется, он прекрасно знал, что Каслфорд был слишком самодовольным и самоуверенным, поэтому и заявлял, что дело уже решено. Но что-то в глазах герцога свидетельствовало о том, то он действительно верил в эту историю.
– Но что же ты предпринял? – спросил Хоксуэлл.
– Конечно, я отправился в Шотландию. Поэтому и пострадала моя задница. Я не хотел терять время и решил, что лучше всего ехать верхом. А затем, прибыв на место, я задал кое-кому несколько вежливых и осторожных вопросов, так что…
– Ты не способен действовать вежливо и осторожно, – перебил Хоксуэлл. – Ты просто придумал это, чтобы лучше выглядеть в наших глазах.
Каслфорд вздохнул и покосился на Саммерхейза.
– Знаешь, сегодня наш приятель ужасно меня раздражает. Гораздо больше, чем обычно. Что с ним такое?
– Когда Хоксуэлл прискакал ко мне, он жаловался на твоего громогласного и чересчур настойчивого слугу, вытащившего его из постели в самый неподходящий момент, – с усмешкой ответил Саммерхейз.
Каслфорд с удивлением взглянул на графа.
– О, мои извинения… Неудивительно, что ты не в себе. Мне никогда не приходило в голову, что женатые мужчины получают удовольствие при дневном свете. Именно по этой причине я дождался рассвета, прежде чем послать к тебе моего человека.
Но эти извинения нисколько не улучшили настроения графа. Снова нахмурившись, он пробурчал:
– Пожалуйста, продолжай. Когда ты в последний раз прервал свой рассказ, ты утомлял свою несчастную задницу скачкой вдоль границы. Полагаю, что при этом ты приставлял пистолет к вискам всех встречных и задавал всевозможные вопросы.