Грейте ладони звездами
Шрифт:
Между тем Ванесса сует мне в руку бумажку со своим адресом и заключает:
Приходите завтра часов в пять, отец обычно в это время уже дома и с радостью побеседует с вами... Я скажу ему, что вы придете. Ведь придете же, правда?
И столько искренней заинтересованности и доброжелательности в этом ее восторженном голоске, что я даже немного оттаиваю по отношению к ней, решив, что, должно быть, была слишком строга в своих суждениях и оценках, которые обычно меня не подводят... а тут вот подвели.
Я обещаю быть завтра ровно в пять, и мы расстаемся
В тот вечер я возвращаюсь домой приободренной - так сильно подействовало на меня одно-единственное предложение работы, на которую я даже не была уверена, что соглашусь, и дети встречают это мое настроение радостными улыбками и веселым перезвоном голосов за нашим скромным обедом из пиццы и салата, который предусмотрительно приготовила Ева.
Это почти прежнее наше счастливое застолье, которое Юрген, еще будучи жив, называл «мясорубкой для мозга», поскольку дети говорили всегда хором и на самые разные темы, так что у нас голова шла кругом от обилия вопросов и информации.
Приятно хотя бы на миг стать прежними...
Стать снова счастливыми... пусть и самую малость.
Я никому не рассказываю о предстоящем собеседовании – ни к чему, навряд ли я стану работать на Махаэля Вайса и его миленькую дочурку, в доме которых, как я знаю, с некоторых пор живет и Доминик Шрайбер.
Домоправительница...
А что, звучит очень даже солидно, думаю я не без улыбки - вспомнить хотя бы миссис Дэнверс или Джейн Эйр... Нет, Джейн, конечно, не была домоправительницей, но тоже, однако, была девушкой подневольной, именно такой, какой могу стать и я, если соглашусь работать на Вайсов, а там, как знать, может даже встречу своего мистера Рочестера, мрачного и притягательного мистера Рочестера с голубыми глазами.
От этой мысли, которая становится неожиданностью даже для меня самой, внутри словно что-то сжимается, подобно пружине, а потом выстреливает новой волной отчаяния... Сдерживая руками рвущиеся наружу рыдания, я бросаюсь в ванную, где и сижу последующие полчаса, скрывая слезы за потоком медленно льющейся воды.
Двухэтажный особняк Вайсов с двумя огромными панарамными окнами располагается, как и следовало ожидать, в самом красивом и престижном районе Нюрнберга - в Эрленштегене. Одна только аренда квартиры могла обойтись здесь в две-три тысячи евро в месяц, а уж наличие собственного жилья в триста квадратных метров – а дом Вайсов занимает площадь никак не меньшую, чем три наших с детьми квартиры – должно быть, вообще представляется невероятным счастьем. Один мой знакомый так и говорит: «Когда выиграю в лотерею – куплю себе дом в Эрленштегене». Ясное дело, в лотерею он пока не выиграл, а потому, подобно мне, продолжает жить в Нордштадте и мечтать о несбыточном.
Так вот, дом, в котором мне, возможно, предстояло работать, стоит на Штайнплаттенштрассе среди других столь же внушительного вида домов за витыми железными заборчиками и зелеными лужайками, которые
Любуясь белыми декоративными плитками под своими ногами, я прохожу к дверям и нажимаю звонок... Даже странно, думается мне, что тут нет дверного молотка в виде какой-нибудь жуткой горгульи с высунутым языком! Дверь распахивается почти мгновенно, словно Ванесса караулила меня у окна, что выглядит по-настоящему странно... Но я гоню от себя подозрительные мысли и бегло осматриваюсь.
Дом, как я узнаю несколько позже, построен еще в 1950 году отцом нынешнего хозяина, неким Бернхардом Вайсом, который мечтал оставить после себя нечто незыблемое и прекрасное - не знаю, как много «прекрасного» осталось от той первоначальной версии этого дома, но теперь он претерпел несколько основательных перестроек и выглядит по-настоящему современно и модернизированно. Первыми мне в глаза бросаются мраморные полы с легким розоватым оттенком и респектабельная лестница на второй этаж, которая так и вопиет о красной ковровой дорожке и королевской особе, следующей по ней в свои покои на втором этаже.
Потом я, конечно, влюблюсь и в большой импозантный камин из мрамора в гостиной, и в зимний сад с самыми разнообразными растениями, но пока что Ванесса чмокает меня в щеку – клюет, если быть честной!
– и быстро ведет по той самой мраморной лестнице к кабинету своего отца.
– Надеюсь, у вас получится договориться!
– кидает она мне и стучит в самую крайнюю дверь. Нас просят войти, что я и делаю в полном одиночестве, ведь Ванесса спешит уйти, бросив меня на произвол судьбы... Ну почти. Просто я немного нервничаю и даже ее поддержка была бы мне хорошим подспорьем.
Михаэль Вайс сидит за большим рабочим столом и оказывается высоким, импозантным мужчиной лет этак пятидесяти пяти или более, занятия спортом наградили его подтянутой фигурой атлета, которая, как я полагаю, сбавляет ему с десяток лет (про его спортивные достижения я тоже узнаю, конечно же, значительно позже), а густая шевелюра лишь способствует этому. Если в его волосах и пошаливает седина, то он искуссно скрывает это с помощью своего парикмахера и коробочки с каштановой краской. Другими словами, Михаэль Вайс чуточку тщеславен, что, я полагаю, свойственно и лучшим из нас, но зато выглядит крайне располагающим и дружелюбным...
Он встречает меня радушной улыбкой, в которой отсутствует даже малая толика снисходительности или высокомерия, свойственных богатым людям по отношению к своим менее удачливым сотоварищам, что, стоит признаться честно, меня сразу же подкупает. Он протягивает мне руку, указывает на стул и сразу же переходит к делу:
Ванесса, я полагаю, рассказала вам, что наша бывшая домработница слегла с тяжелой болезнью и теперь находится на лечении в клинике, которое, к сожалению, никто не может знать точно, сколько продлится, - выдает он почти на одном дыхании.