Громкий шепот
Шрифт:
– Иногда я бываю сукой, но за это извиняться бесполезно, – хихикаю я.
Я слышу глубокий хриплый смех с протяжным «хах», как будто его обладатель вышел из восемнадцатого века. Звук подобен гречишному меду на языке. Не приторно, но вызывает оргазм всех рецепторов. Это запускает помехи в некоторых отделах моего мозга. Он всегда так смеялся? Или я просто люблю сладкое?
Макс передает мне лист бумаги.
– Ты выиграла.
– Я знаю, что ты мне поддался. Нечестная игра, Макс. – Я перехожу от ехидства к праведности.
– Может, с
– Значит ли это, что ты должен мне любое желание? – спрашиваю я с неприсущей мне робостью.
Макс переплетает свой мизинец с моим.
– Множество желаний.
Чувствую, как румянец поднимается от шеи к щекам. Я никогда не краснею.
Ты определенно в какой-то ловушке, Валери.
Глава 14
Валери
Кажется, у меня проблемы со зрением. А возможно, и с головой. Потому что я не понимаю, как могла быть так слепа к очевидному. Мимолетные прикосновения Макса точно такие же, как и при нашей первой встрече. Его язык тела, внимание к малейшим нюансам и чтение моих эмоций безошибочно указывают на единственного человека, который был способен на подобное даже в возрасте семи лет. Еще маленькой девочкой я была околдована его харизмой.
Не говоря уже о внешних данных.
У многих девочек, девушек и женщин есть свои идеалы. Это может быть Эд Вествик, он же Чак Бас, Брэд Питт или Леонардо Ди Каприо, стоящий на краю «Титаника» с развевающимися темными волосами. Возможно, ваш идеал Зак Эфрон, ведь все мы слабы к его танцам в «Классном мюзикле». Но моим каноном всегда был образ повзрослевшего мальчика по имени Эм. Черт, да я даже Алекса выбрала по тем же критериям красоты. Он, конечно, был хуже образа в моих фантазиях, но тогда казалось, будто это лучшее, что может предложить мне жизнь.
– Почему семья обращалась к тебе по другому имени? – спрашиваю я у Макса, пока мы выгуливаем Брауни в парке неподалеку от дома.
Мы не скрываемся и стараемся понемногу выбираться в люди, чтобы в конце концов следовать нашему плану. Но каждый раз я нахожу отговорки, потому что… Да потому что глубоко в душе я уверена в том, что Алекс уже знает обо всем, просто ждет подходящего момента. И меньше всего я хочу подвергнуть опасности Макса, хоть он и готов броситься на передовую.
– Какая первая буква моего имени? – отвечает он вопросом на вопрос, бросая палку Брауни с такой силой, что она улетает, наверное, за пределы земного шара.
Я вижу, как играют мышцы Макса под облегающим лонгсливом, как плечи становятся еще шире во время движения рукой. Как…
Закончим. Урок анатомии сейчас не к месту.
Я несколько раз прочищаю горло и кашляю. Возможно, Макс уже начинает думать, что у меня астма, потому что я делаю так каждый раз, когда мы оказываемся на одном квадратном метре. А если учесть, что живем мы в одном доме, который с каждым днем будто уменьшается в размерах, то избегать его становится слишком сложно. Не понимаю, почему это так влияет на мое тело и сознание, ведь казалось, что внутри
С Максом все работает как-то иначе – это похоже на самый медленный ожог, пробирающийся под мою давно заледенелую кожу. Что делает меня еще более нервной, чем обычно. Хотя, казалось бы, куда еще больше.
Мой фальшивый муж, наоборот, ведет себя так, словно ему до жути противно мое присутствие, поэтому и избегает меня при каждом удобном случае. И, не желая быть отвергнутой, я тоже сторонюсь его, даже когда мне до ломоты костей нужны фальшивые объятия. В чем я никогда не признаюсь.
– Первая буква имени…
Мои глаза несколько раз медленно моргают.
– Черт возьми, они называли тебя Эм, потому что на эту букву начинается твое имя?
Я думала, что моя семья лишена рассудка, но, оказывается, все не так плохо. Родные Макса даже не соизволили называть своего ребенка по-человечески, а делали это так, будто издавали какие-то непонятные звуки.
– Отличная работа, Шерлок, – весело подмигивает Макс.
Где этому обучают? Может, есть какие-то курсы по «сексуальному подмигиванию» или что-то типа того? Когда я пытаюсь подмигнуть, то выгляжу как человек, перенесший инсульт.
– Мне жаль, Макс. – Он оживает, как и всегда, когда я делаю акцент на его имени. Раньше мне казалось это странным, но теперь все иначе. – Каждый из нас достоин, чтобы к нему обращались по имени. Ведь мы личности, а не буквы в алфавите. Мы не звуки, а мелодии. Мы не краска одного цвета, а картины разных тонов.
Макс всматривается в мои глаза, как обычно пытаясь залезть в душу и потрогать каждую эмоцию. И как бы я ни старалась держать лицо бесстрастным, знаю, что под его теплым взглядом с каждой секундой мои ледяные стены все больше тают.
– Мне нравится, как ты произносишь мое имя, – неожиданно признается он, сокращая между нами и без того маленькое расстояние. – Каждый раз у тебя находится для меня новая интонация и эмоция. Как и для твоих рисунков. Цветы всегда разных цветов. Какой расцветки они будут сегодня?
Я опираюсь на дерево, когда понимаю, что уже буквально ощущаю волны жара, исходящие от него, хотя мы все еще сохраняем дистанцию. Руки скользят по древесной коре позади меня, пытаясь отогнать это постоянное ощущение палящего солнца. Так же, как и при нашей первой встрече, мне кажется, что солнцезащитные кремы бессильны.
Макс делает еще один шаг, опираясь рукой рядом с моей шеей со стороны родимого пятна. Он не отрывает от него взгляда, а я же, в свою очередь, не перестаю смотреть на то, как вибрирует его грудь от каждого рваного вздоха.
– Так какого они будут цвета?
– Оранжевого. Может быть, желтого. – Я пытаюсь побороть сухость в горле. Мне срочно нужна вода. Желательно со льдом Антарктиды.
– Почему они будут желтыми, Валери? – Макс нежно прикасается к моим волосам, не давая им запутаться в коре дерева.