Гроза зреет в тишине
Шрифт:
Это обстоятельство и использовали фашистские инженеры. Зимой и летом 1942 года они перебросили по железной дороге в район Вязья все необходимое для постройки крупного аэродрома, потом — свыше ста самолетов в разобранном виде и тысячи авиабомб. А чтобы отвлечь внимание советской разведки, организовали в лесу заготовку и вывозку дров.
Поздней осенью движение по железной дороге прекратилось и уже больше не возобновлялось. Новые рельсы густо покрылись ржавчиной, станции и разъезды опустели, и ничто не напоминало о том, что где-то недалеко от маленького, никому не нужного, разъезда скрыт
Оставив в засаде лейтенанта Галькевича и сержанта Кравцова с двумя ручными пулеметами, Кремнев приказал Бондаренко и Герасимовичу следить за железной дорогой и шоссе, ведущим в сосновый бор, а сам с Мюллером и Шаповаловым укрылся в будке разъезда. Прикурив папиросу, озабоченно спросил:
— Вы, товарищи, уверены, что фельдфебель не передумает и не вернется сюда?
— Лично я уверен,— твердо ответил Мюллер.— Не забывайте, капитан, что в немецкой армии действует железная дисциплина. Младший чин никогда не осмелится нарушить приказ старшего офицера.
— Что ж, будем надеяться,— согласился Кремнев.— А теперь, Генрих Францевич, запомните, что я вам скажу. Сейчас на этот разъезд прибудет поезд: две платформы с дровами и между ними — пассажирский вагон. В этом вагоне и едет инспектор рейхсмаршала Геринга, некто генерал-майор Людвиг фон Шток. Не слышали о нем?
— Кажется, нет,— немного подумав, ответил Мюллер.
— Тем лучше. Генерала сопровождает оберштурмфюрер Эрнст Герц. Названные офицеры сойдут на разъезде, чтобы отсюда направиться на секретный аэродром. Они будут уверены, что здесь их ожидают машины и надежная охрана. Поэтому поезд сразу же двинется обратно. Машины же опоздают, и опоздают примерно на пятнадцать — двадцать минут. За это время мы должны захватить офицеров и вместе с ними исчезнуть в в лесу, откуда немедленно вызовем по радио самолет на Зареченское озеро.
— Что требуется лично от меня? — спросил Мюллер.
— Вам, Генрих Францевич, придется на некоторое время стать нашим командиром. Во-первых, потому, что вы в форме майора, а главное, потому, что вы — бывший немецкий офицер и лучше нас знаете уставы вермахта. Вы первым подойдете, к вагону и скажете инспектору, что с группой солдат охраняете разъезд, что машины на некоторое время задержались, потому что одна из них, легковая, наскочила на колючую проволоку. Пригласите генерала и его адъютанта вот сюда, в эту самую комнатку. Остальное сделает Бондаренко.
— А если поезд вдруг задержится и из вагона выйдут эсэсовцы, которые, конечно же, сопровождают генерала?
— Возьмем инспектора силой, с помощью пулеметов и автоматов.
— Я понял вас, капитан.
— Тогда — на перрон.
IX
Паровоз не подкатил, а как-то подкрался к разъезду и настороженно затих. Черный, слепой и молчаливый, он, казалось, прибыл сюда сам по себе: ни на платформах, нагруженных дровами, ни в окнах старенького, обшарпанного пассажирского вагона, ни даже в кабине паровоза — нигде не было видно людей.
— К вагону, — по-немецки шепнул Кремнев. — Смелей.
Твердо шагая по
— Пароль!
— Штутгарт! — остановившись, ответил Мюллер.
Узкий слепящий луч света, словно острое лезвие ножа, полоснул по глазам и лицу Мюллера, пробежал по его погонам, мимоходом коснулся лица и погон Шаповалова и Кремнева и исчез. Сразу же открылась дверь вагона, и на перрон легко шагнул рослый статный человек в форме генерала с пузатым портфелем в левой руке. Вслед за ним, с двумя чемоданами, вышел молодой эсэсовец. Куцый состав вздрогнул и украдкой пополз назад — в снежное поле.
— Машина? — ответив на приветствие встречавших, сухо и коротко спросил генерал.
— Сейчас будет, господин генерал! — стукнул каблуками Мюллер. — Произошла маленькая неприятность. Машина наскочила колесом на колючую проволоку. Минут через десять его заменят, а пока прошу в помещение, на перроне очень холодно. — Повернувшись к Кремневу, приказал:
— Ефрейтор! Возьмите у господина оберштурмфюрера чемоданы!
— С кем имею честь разговаривать? — на ходу, через плечо глянув на погоны Мюллера, более вежливо спросил генерал.
— Майор Генрих фон Мюллер, военный инженер.
— О-о! — Инспектор остановился, удивленно глянул на майора. — Я когда-то знал одного Мюллера, он был...
Генерал вдруг поперхнулся, глухо замычал и затих.
— Что такое? — испуганно остановился эсэсовец и взглянул на шедшего рядом Шаповалова.
— Спокойно, оберштурмфюрер, — по-немецки шепнул на ухо эсэсовцу Шаповалов и, неуловимым для глаза ударом, сбил его с ног.
Всего несколько секунд понадобилось разведчикам, чтобы связать высоких берлинских гостей по рукам и ногам.
— Бондаренко! Генерала — в сани, — приказал Кремнев.
— Есть!
— С ним что будем делать? — кивнув в сторону эсэсовца, спросил Шаповалов.
— Возьмем и его. Вдруг генерал забудет о чем-нибудь важном? Смотришь, он и подскажет.
Прибежал запыхавшийся Бондаренко.
— Машин не слышно?
— Тихо.
— Развяжите эсэсовцу ноги. Привяжем его веревками к саням — сам пойдет.
Кремнев и Шаповалов быстро вышли на улицу.
— Вот что, Михаил, — заговорил Кремнев. — Ты и Мюллер переоденетесь в форму пленных и, на машинах, которые сейчас сюда придут, — на аэродром. Понимаешь? Мюллер — инспектор, ты — его телохранитель. У нас есть с собой мины. Такого случая больше не будет.
Шаповалов четко козырнул:
— Есть! Вот только... как Мюллер?
— Вы меня звали? — появился Мюллер.
— Да, — сказал Кремнев. — Звал вас я, майор Мюллер. Вам с Шаповаловым нужно ехать на аэродром. Вместо него, — он кивнул на связанного генерала, которого выводили Бондаренко и Герасимович.
Мюллер внимательно посмотрел на Шаповалова, потом на Кремнева.
— Вы можете отказаться, если считаете, что не способны на такую операцию, — заметил Кремнев.
— Я согласен, капитан. Могу вам даже признаться, что мне уже дважды приходилось инспектировать авиабазы...