Грязные игры
Шрифт:
– Что вы, честное слово...
– промямлил депутат, ухватившись за карман.
– Кто меня любит - и я того люблю, а кто меня не любит, того я не уважаю, - сказал Дуся, почти дословно повторив сентенцию маменьки Головлевой.
Уехал депутат. Теперь во дворе остался "Мерседес" Алмаза.
– Я тут подумал...
– повернулся Дуся к начальнику охраны.
Но о чем он подумал, навсегда осталось тайной природы. Дусин "Мерседес" словно подпрыгнул от взрыва. Посыпались стекла в особняке. В темноте двора заметалось эхо. Сорванной и покореженной дверкой "Мерседеса"
Двое в сером не спеша спустились по лестнице с крыльца соседнего дома и очутились на Большой Ордынке. Вскоре они затерялись в редкой толпе на платформе "Третьяковская". Поехали в разных вагонах. Один вышел на станции "Китай-город", другой - на "Тургеневской".
Акопов тем временем скучал в своей "Волге" неподалеку от станции метро "Алексеевская". Наискосок через дорогу светилась белая неоновая птичка над входом в кафе "Ласточка". Вечер сгущался, машин на дороге становилось все меньше. Светофоры равнодушно подмигивали старым деревьям вдоль тротуаров. Около одиннадцати часов из кафе наконец вышел парень в светлой, издали заметной ветровке. Он закурил, снял ветровку и перебросил через плечо. И, не оглядываясь, потопал по направлению к Новоалексеевской улице.
Значит, пора. Акопов развернулся, въехал в старый глухой двор, густо заросший тополями. В редких окнах хрущевской пятиэтажки гасли блики телевизоров - старики ложились спать. Акопов снял багажную сетку, сработанную умельцами гаража Управления, и понес ее вдоль бетонного забора.
У мусорных баков он протиснулся в пролом и очутился перед глухой стеной кафе "Ласточка". Высоко над землей, под плоской кровлей, светилось продолговатое оконце. Акопов разложил стремянку и заглянул в пыльное, давно не мытое стекло с прилипшими ошметками грязного тополиного пуха.
Федя Монастырский - румяный увалень в белой сорочке с закатанными рукавами, с расшитым полотенцем на шее - только еще приступал к трапезе. Непроизвольно облизывая красные вывернутые губы, он обстоятельно объяснял что-то учтивому малому в фиолетовой жилетке. Наконец малый энергично покивал и вышел за дверь кабинета.
Федя повернулся к своему бухгалтеру Краснову, который рылся в папке с бумагами. Акопов достал изпод полы куртки автомат с укороченным прикладом, сунул ствол в окно и выпустил в Федю короткую очередь. От белой груди Монастырского на бухгалтерские бумаги полетели багровые ошметки.
Акопов убрал автомат в специальный карман, сложил лестницу и вернулся через пролом в тихий двор. Через несколько минут неприметная "Волга"
с багажной сеткой на крыше неторопливо ехала по проспекту Мира в сторону выставки. Акопов поравнялся с аллеей Космонавтов, когда увидел в зеркальце далекие проблесковые огни милицейских машин, которые мчались по улице Королева и сворачивали на проспект Мира. Быстро спохватились, подумал Акопов. Через минуту он приостановился, спрятал в тайник под сиденье автомат. А потом развернулся и поехал назад.
У "Ласточки" столпилось не менее десятка машин с мигалками милицейские и "скорой помощи". Видать, Краснов успел дозвониться высоким друзьям Монастырского...
– Проезжай, проезжай! Тут тебе не цирк!
Акопов пожал плечами и проехал - как приказали. На Сухаревской он позвонил из автомата в переходе к станции метро. Трубку взял полковник Рябушев.
– Да, мне только что сообщили... К сожалению, никаких следов. И пока никаких зацепок.
– Чем проще, тем надежнее, - сказал Акопов.
– А зацепка будет. Но завтра...
Действительно, на следующий день зацепка появилась. Это был немецкий охотничий карабин с оптическим прицелом. Его бросили на чердаке дома напротив Краснопресненских бань. Эксперты сразу определили, что именно из этой винтовки в Гоги Рваного выпустили две пули - в грудь и в голову.
Других следов не нашли.
На экстренном совещании на Петровке полковник Рябушев доложил руководству:
– Мы отработали несколько версий. Однако все указывает на то, что началась война между новыми и старыми авторитетами. Судя по почерку, исполнители - приезжие. Боюсь, их уже нет в Москве.
– Все равно ищите, - вздохнуло высокое начальство.
– Ищем, - серьезно сказал полковник.
– А как же...
30
"Профессионалы-руководители и сотрудники спецслужб подвергаются давлению "сверху" и побуждаются к противозаконным действиям. Исполнители вновь ставятся перед исконной дилеммой - идти против закона и совести, выполнять приказы либо рисковать своей службой. Эта дилемма решается легко и благородно только в сочинениях моралистов. Служивые люди выполняют приказы.
Не думаю, что в обозримом будущем России грозит опасность превратиться в тоталитарное полицейское государство. Скорее наоборот - ей грозит анархичное, бесконтрольное использование государственных органов, так называемых "силовых структур", для подавления политических оппонентов".
Л. Шебаршин.
"Государственность новой России невозможна
без сильной системы госбезопасности".
"Российская газета",
1993, 5 августа.
В два часа ночи Савостьянов сказал:
– Эх, Николай Андреевич, староват я становлюсь для таких долгих игр. Расписывай пульку без меня. Пойду прилягу. В случае чего - буди.
Он ушел в комнату отдыха за неприметной дверью в деревянной стенной панели. А Толмачев устроился за генеральским столом со всем возможным комфортом: с батареей телефонов, компьютером и кофеваркой. Люди полковника Вавакина продолжали искать стрелка, который шарахнул из гранатомета по даче в Поваровке и спокойно уехал в сером "Вольво".
Людмиле Малеванной, напарнице Акопова, удалось сфотографировать террориста - анфас три четверти. А компьютер сумел реконструировать физиономию в полный анфас и профиль. После чего тут же выдал справку: и анфас, и профиль принадлежат старшему лейтенанту Семенцову, бывшему сотруднику Девятого управления КГБ, ныне командиру роты департамента охраны Верховного Совета Российской Федерации. Пока устанавливали личность террориста, он успел добраться до Москвы.