Гвардейские залпы
Шрифт:
– Ну, для чего боевой машине панорама, если ее единственное назначение стрельба с закрытых позиций. Конечно, не нужна! Да и сложна она в изготовлении, а время военное... Также и со стволами...
"С панорамой, мне, пожалуй, все ясно. Ну, ну!.. Что же со стволами?" мысленно подгонял я Антона Ивановича.
– Реактивный снаряд - это особый снаряд! Большое достижение нашей науки. А теория разработана самим Циолковским. Ну зачем такому снаряду ствол? Он сходит с направляющей так же точно, как и обычный снаряд вылетает из пушки. А необходимую скорость он набирает сам.
Особый снаряд!.. Двигатель!.. Я ведь не так понимал. Да и не только я, а и все мы в училище и в полку. Считали, что реактивный снаряд, воспламеняясь, слетает с направляющей за счет мгновенного толчка, а, оказывается, он еще долго разгоняется в полете. Здесь же громадная разница! Артиллерийский снаряд - это, по сути дела, болванка, которую силой пороховых газов надо бросить посильнее, чтобы пролетела подальше. Для этого и нужен длинный мощный ствол. А реактивному снаряду мощный ствол не нужен, потому что он сам набирает скорость.
Мне хотелось еще задать целый ряд вопросов Кашелотову, но весь вид полковника говорил, что ему надоело разъяснять мне эти истины.
– Расскажи-ка лучше, как у вас в училище осуществлялся переход со ствольных систем? Наверное, ваши старые ортодоксы с трудом поддавались? вдруг спросил полковник.
Вспомнив нашего училищного артиллериста, я заулыбался и принялся рассказывать о нем Кашелотову. Он тоже весело смеялся.
– А знаешь, - Антон Иванович сокрушенно покачал головой.
– Я ведь, когда сюда с пушечного завода пришел, тоже растерялся: как принимать?! У орудий все подогнано, прошлифовано, микроны считаешь, а тут все классы точности гораздо ниже, а некоторые размеры Коробков чуть ли не школьной линейкой проверяет... Да... Можно сказать, что гвардейские минометы своими первыми же залпами смели много прочнейших убеждений и традиций!
– он задумался.
Я торопливо шагал к цеху. "А вдруг она снова повторит то, что сказала в лесу: "Вести себя так, как будто ничего и не было", - думал я, все прибавляя шагу.
"Здесь!" - мои глаза сразу отыскали на участке Таню. Она что-то рассматривала в ящике с комплектующими деталями. Наверное, она заметила, как я вошел, но усердно продолжала рыться в деталях. "Так и есть - не хочет замечать!" - испуганно подумал я и замедлил шаги. Мы смущенно поздоровались.
– Вот проверяю, - сказала Таня.
Я тоже деловито склонился над ящиком:
– Мы сегодня идем в ДК на "Леди Гамильтон".
– Кто это "мы"?
– Ты и я. Кто же еще? Вот, - я вытащил из кармана гимнастерки два маленьких синеньких билетика.
– Ой! Да там же заводских полно будет.
– Ну и что же?
– Нет! Так демонстративно я не хочу. И так все лицо горит!
– Таня быстро опустила руки с билетами в ящик, оторвала там один, а второй сунула мне обратно: - Давай прямо в зале встретимся, а сейчас проходи куда-нибудь. Скажут: чего встали оба над ящиком? Брак, что ли, какой нашли. Ну, иди!
Я засмеялся и отошел.
В клубе, заняв место, я подумал: как там Таня? Наверное, подойдет после третьего звонка
Но Таня просто подошла и села рядом, а когда погас свет и я взял ее за руку, она слегка пожала мне пальцы.
Фильм был английский, о любви знаменитого флотоводца. Один раз я даже смахнул слезу. Таня тоже.
После сеанса мы не спеша пошли по улице, потом сели на скамейке у чужих ворот.
– Слушай, - тихо сказала Таня.
– Как ты думаешь, у нас это случайно произошло? Вот встретились в лесу, и все сразу началось?
– Видно, это ее тревожило.
– Нет, конечно!
– Я был убежден, что Таня мне нравилась давно, только я об этом серьезно не думал, может быть, боялся, что не нравлюсь ей.
– Думаешь, я не знаю, как ты требовал, чтобы меня мастером назначили? А потом, когда в цех приходил, все время вокруг меня крутился. И пыжился.
– Ничего я не крутился!
– Слово "пыжился" мне вообще не понравилось.
– Вот, - торжествуя, сказала Таня.
– Все это получилось у нас закономерно. Так и должно было быть! Я не спорил, только молча привлек к себе Таню. Так мы сидели, не замечая времени. Где-то шла война, рядом напряженно трудились люди, а мы ни о чем этом и не думали.
– Я маму только целовала, - доказывала мне Таня. Так, наверное, говорят все девушки.
– Ты что улыбаешься?
– Ничего. Все хорошо, Таня. Расстались мы только утром.
В начале декабря Кашелотов срочно вызвал меня из цеха.
– Вот какое дело, - как всегда с места в карьер начал он.
– Оказывается, та история с узлами не закончилась. Вот письмо из Забайкалья, на трех установках полетели корпуса узлов. Придется срочно ехать и обследовать все имеющиеся там машины. Кажется, у них всего два полка.
– Ума не приложу, как это они могли проскочить?
– сказал вошедший Юдин, Ту партию мы всю возвратили.
– Надо попутным транспортом отгрузить туда три узла.
– Кашелотов зло посмотрел на расстроенное лицо Юдина.
– А что, если бы они попали на фронт?
Почти месяц длилась моя поездка, и вот дальневосточный скорый приближался к Москве. Я выполнил задание. Неисправных узлов больше не оказалось. Эти три негодных завод, очевидно, случайно присоединил к другой партии. И хотя командировка была тяжелой, я доволен, так как узнал кое-что интересное. Оказывается, в этом округе на учебных полигонах стреляли только одиночными выстрелами.
– Снарядов не дают!
– пожаловались мне офицеры гвардейского минометного полка.
– Война!..
Но меня-то как раз и интересовали их результаты.
– А что?.. Проводим пристрелку... Конечно, рассеивание чуть побольше, чем у гаубиц, но вполне возможно пристрелять любую цель. Установка?.. Да смещается после каждого выстрела. Нужно обязательно корректировать - так мне ответили на мои вопросы.
Теперь мне все совсем стало ясно. То, что не сумели отработать в училище в трудные первые военные дни, и то, что некогда было проверить на фронте, сделали наши товарищи в тылу, а мне только оставалось рассказать обо всем в полку. Только одно еще было не ясно: