Хамелеонша
Шрифт:
Наверное, я в полной мере оправдала репутацию безумной, потому что вернула ноги на землю, оттолкнула его и побежала вон из конюшни, чувствуя, что могу не сдержаться и прокричать вслух то, что рвалось наружу.
Оказавшись на улице, раскинула руки, задрала голову к небу и, охваченная диким восторгом, закружилась на месте, ловя языком пресные капли. Обращение! Теперь мы знаем обращение, на которое откликается Покровитель Скальгердов, и сможем его выманить! Осталось только выяснить про священное подношение — вотивный дар, место проявления, ну и как его убить, конечно. Не так уж мало. Но опьяненная первым успехом и дождем, я ни на миг
Звук рожка и скрип поднимаемой решетки донеслись словно бы издалека. За пеленой дождя показался силуэт лодки, почти вселив уверенность, что мой безрассудный призыв услышан. Но чем ближе она подъезжала, тем более знакомой казалась фигура на носу. Только узнать её до конца никак не получалось… и вспомнить, что я здесь делаю, и почему мне так холодно… Даже когда человек взбежал по лестнице и оказался рядом со мной, какая-то мутная завеса мешала его рассмотреть.
— Праматерь, Лора! Вы же простудитесь!
На плечи лег согревающей тяжестью плащ с чужим, но таким вкусным запахом, а я все смаргивала капли с ресниц и, задрав голову, пыталась рассмотреть его владельца, не понимая ни слова. Лихорадочный подъем сил сменился глубокой вяжущей усталостью, наполнив голову и каждый дюйм тела свинцом. Я пошатнулась и упала бы, если б мужчина меня не поймал. Облепленные грязью туфли мелькнули в воздухе, тело уютно устроилось в сильных руках, а лицо ткнулось в теплую шею. Голос был таким приятным, успокаивающим, как глоток горячего вина в стужу. Нужное имя наконец сыскалось в памяти.
— С возвращением, Тесий, — пробормотала я и потянулась отвести прилепленную ему на лоб дождем прядь, но не успела, подхваченная вращающейся чернотой.
В этой черноте скрипнула дверь, и раздались голоса, искаженные, как из бочки, и то удаляющиеся, то почти оглушающие громовыми раскатами:
— Убери от неё руки!
— Я лишь хотел занести вашу сестру под крышу.
— Да кто ты такой, чтобы касаться её!
А я все летела и лежала, и пыталась отвернуться от жалящих холодом водяных ос. Случилось что-то хорошее, я позабыла, что именно, но обязательно вспомню, как только уговорю черноту отпустить меня домой…
Порошок взметнулся темным облаком и рассеялся в воздухе, вернув пергаменту прежний цвет и оставив после себя отчетливые совсем свежие следы пальцев, жирно переливающиеся кристалликами графита. Больше всего их осело на странице с гербом, остальные удостоились одного-двух касаний. Бодуэн дотронулся до маленького овального отпечатка, почти вдвое уступавшего его собственному, хмыкнул, сдул остатки проявляющего вещества и захлопнул книгу.
19
Я всегда думала, что под пение птиц просыпаются лишь в бездарных рыцарских романах, но сойка надрывалась так усердно, что глаза стоило открыть хотя бы ради того, чтобы заставить её заткнуться. Дождь уже прекратился, не оставив даже мороси на литой оконной решетке. Чугунные побеги, чуть тронутые конопушками ржавчины, рассеивали солнце и отбрасывали на пол тенистое кружево виноградной лозы. Яркие лучи освещали изъеденные жучками доски, пестрые коврики, беленые стены и искусную вышивку, покрывающую скатерть, занавески,
У ног для полноты картины копошился белоснежный кролик, тыкаясь в подол и таская с блюдца мелко нарезанную морковку.
Сама я покоилась на высокой постели в позе, которую ни за что бы не приняла добровольно при жизни: вытянувшись на спине, с чинно сложенными на груди руками, а в ногах и изголовье благоухали цветы. Ещё несколько охапок приземлились в вазы на трюмо и полу. Тщательно разделенные на пробор и расчесанные до блеска волосы протянулись по бокам двумя черными реками.
Вопреки всему, я прекрасно выспалась, более того — помнила в мельчайших деталях, что произошло, вплоть до момента, когда встретила вернувшегося Тесия.
Я шевельнулась, и несколько нарциссов соскользнули с покрывала. Девушка вскинула голову, немедленно отложила шитье и, склонившись, участливо осведомилась:
— Как вы себя чувствуете?
— Это… не моя комната.
Каркающий спросонья голос разрушил идиллию этой воздушной солнечной комнаты: тени на полу заволновались, взбудораженные пылинки заметались в лучах.
Я как волк, чихнувший на домик сверчка.
— Все правильно, вы у меня. У вас было слишком холодно, а вы сильно вымокли, и мы опасались простуды.
— Я заболела?
— Нет, всего лишь крепко спали. Дита, — Бланка обернулась к кому-то у двери, — принеси миледи поесть и обязательно горячего бульона.
— Да, ваше высочество.
Женщина лет тридцати, в теле, но с впалыми щеками, присела в быстром поклоне и скрылась за дверью.
— Вам лучше? Нигде не болит?
Я поднялась на локтях и обнаружила, что голова совсем не кружится и мыслит вполне ясно, хотя отголоски сна ещё отдавались в теле расслабленностью, но скорее приятной, чем наоборот. Никакого першения в горле, ломоты или жара. Если уж на то пошло, единственным неудобством был голод. Волчий неуправляемый голод, какой мне не доводилось испытывать уже больше месяца — после заключения сделки с леди Катариной. Жаль, не успела крикнуть Дите вслед, чтоб вместо бульона захватила побольше хлеба и мяса. А ещё я не видела снов… ни единого! Сплошная блаженная лишенная тревог чернота. От этой мысли глаза защипало.
— Нет, все прекрасно, — шмыгнула я.
Наверное, Бланка приняла мою реакцию за счастье избегнувшего хвори или проявление душевной тонкости, потому что присела на край постели и ласково поправила одеяло.
— Вашему возвращению многие обрадуются. Королева несколько раз о вас справлялась, вот эти цветы от неё, а лилии от лорда Авена, дальний букет от фрейлин и меня. А это от вашего брата, — она подала небольшой набросок: девушка плетет косички сидящему на бортике колодца водяному. — Он у вас внимательный, правда? И скромный: сказал, что вы будете рады этой «дрянной мазне». А по-моему, у него очень мило вышло. Хотела бы я иметь такого брата… То есть я, разумеется, не имею в виду, что Годфрик не такой, — спохватилась она, очевидно вспомнив значение выражения «государственная измена». — Лучшего брата, чем его величество, и пожелать невозможно.