Хамелеонша
Шрифт:
Искренности в её последнем заявлении было не больше, чем усилий Людо в рисунке Артура, но меня это не касалось. Интересно, зачем я понадобилась королеве? Цветы и вообще знаки заботы не в её стиле, если это не кубок с отравленным вином.
— Когда брат навещал меня?
— Сегодня утром, дважды вчера и днем раньше, — зарделась Бланка. — Он сперва не хотел оставлять вас здесь, но мы с Дитой сумели убедить, что у нас вам будет лучше.
Из всей болтовни я уловила лишь одно:
— Днем раньше? А сколько я проспала?
— Почти двое суток.
Я, хмурясь, обдумывала услышанное.
— А где спали
— Не волнуйтесь, это для Диты. Я ночевала на другой половине постели.
Меня не обмануло показное равнодушие. Уступить половину огромной кровати — поистине великодушный жест для девушки, не знающей, что такое тесниться вдесятером на вонючей клопастой подстилке на постоялом дворе, хозяин которого только что пытался облапать твой зад. Если бы не её дядя, я бы тоже не знала.
Я заглянула под одеяло и обнаружила из одежды только сорочку.
— Кто меня раздел?
— Мы с Дитой. И мы же сменяли друг друга на дежурстве подле вас. Вот, кстати, ваш наряд. Мы выстирали и высушили. Вернее, не мы, конечно, а служанки в прачечной.
Последняя капля шмякнулась с особым звоном. Не люблю быть кому-то обязанной. Особенно кому-то, кого собираюсь стереть в ближайшее время с лица земли вместе с родовым замком, всеми родственниками и ручным кроликом впридачу.
Зверек, к слову, забрался Бланке на колени и блаженно жмурился, ластясь к пальцам хозяйки, бездумно треплющим уши и щекочущим подбородок.
— Спасибо, — пробормотала я сквозь зубы.
Её высочество открыла рот для скромного самоотверженного ответа, но тут вернулась Дита, переключив моё внимание. В руках у неё был поднос с глубокой глиняной плошкой, ломтями нежнейшей ветчины, парой-тройкой фламишей [20] с подпаленной корочкой и огромной желтой, будто вылепленной из воска, грушей. От бульона поднимался пар, рисуя в воздухе узоры.
Ела я жадно, сюрпая и захлебываясь крепкой горячей жижей, щедро приправленной петрушкой, и нимало не заботилась, как это выглядит со стороны. Только активно помогала себе фламишами, которые составила стопкой, переложив ветчиной, и ими же вылавливала из бульона полузатонувшие островки гренок.
20
вид маленьких хлебцев
Когда дело дошло до десерта, в желудке уже разлилось сытое тепло, поэтому завершала трапезу степенно, тщательно разрезая грушу на исходящие ароматным соком дольки. Кролик следил за моими действиями так напряженно, будто от ровности нарезки зависела его маленькая жизнь.
— Как его зовут?
— Кого? Ах, его… Финик.
Я приподняла брови и сочувственно протянула ему дольку. Меньше всего эта гигантская пушинка походила на темный сморщенный фрукт. Зверек схватил угощение и принялся наворачивать за обе щеки с неожиданной алчностью, издавая низкие утробные звуки, так что Бланке пришлось ссадить его с колен, чтобы не запачкаться соком. Неужели я только что выглядела точно так же?
— Дита, ты забыла про напиток. Принеси леди Лорелее теплого молока, — распорядилась принцесса голоском, даже забавным в своей претензии на повелительность.
В поручении угадывался предлог, чтобы избавится
— Наверное, мы могли бы стать подругами?
Наверное… в другой жизни. Где я не была бы отравлена ненавистью ко всем, кто носит фамилию Скальгерд, включая эту одинокую девушку с тихим голосом и мягким застенчивым взглядом. Мы бы сидели с ней, как сейчас, в этой самой башне, точной копии башни её дяди, вышивали, сплетничали и подкармливали Финика. У моих ног возился бы одно-двухгодовалый карапуз с темными кудряшками и черными бунтарскими глазами, а рука поглаживала живот, в котором зреет его братик или сестричка. И самой большой моей трагедией был бы кривой стежок и капризы сына, отказывающегося есть кашу. А потом я вспомнила, что в этой другой жизни малыш стал бы рыжеволосым, а сама я — женой Годфрика, смиряющейся с тем, что он обращается со мной, как с грязью, забавляется с пажами и пожирает глазами моего брата. И всего на один-единственный миг порадовалась, что все сложилось так, как сложилось.
— Вы слишком добры, ваше высочество.
Она снова улыбнулась, решив, что доброта — качество, достойное похвалы, и принялась пересказывать события, случившееся за время моего безмятежного сна в окружении нарциссов. Дита с молоком вернулась как раз в тот момент, когда Бланка досказывала про переполох, вызванный накануне леди Алиной — фрейлиной, способной передавать эмоции и призванной поддерживать в королеве хорошее настроение.
— … а потом куница запрыгнула ей на колени, и леди Алина так расстроилась из-за испачканного подола, что стала плакать, а вслед за ней и остальные, потому что никак не могли её успокоить.
— Даже матрона Рогнеда?
— Она выла громче всех! А королева, рыдая, велела выставить бедняжку Алину из комнаты. Полы в рабочей комнате напрочь отсырели, клянусь! Удивительно, как вы не проснулись, такой шум стоял!
Мы переглянулись и одновременно прыснули со смеху. А дружить в принципе не так уж и сложно…
Дита звучно поставила чашку на поднос, и мы с Бланкой поспешно приняли более строгий и приличный вид. Молоко было отвратительным: жирное, чуть теплое, с липнущей к губам пенкой. Или сытые всегда столь избалованы?
— Вам, наверное, пора в рабочую комнату, ваше высочество. Вы и так потратили на меня время.
— Ах нет, сегодня все на ярмарке. Слышите шум за окном? Большинство торговцев прибыли ещё вчера.
Я прислушалась и уловила гвалт — по всей видимости, в переднем дворе — из-за которого прорывались звуки музыки, разбавляемые неразборчивыми выкриками.
— И долго она продлится?
— До конца дня. Его величество недавно отбыли туда.
Что-то в её тоне заставило меня произнести:
— Вы, верно, тоже хотите пойти?
Светло-карие глаза вспыхнули, но тут же потухли, рука машинально потянулась к Финику.
— Вы ещё не совсем оправились, лучше я останусь при вас.
— Я прекрасно себя чувствую. Хотите, пойдем вместе? — сорвалось с языка, прежде чем я успела подвязать к нему разум.
— Вы уверены? — обрадовалась Бланка.
Я медленно пожала плечами.
— Спать я в любом случае больше не собираюсь и должна найти брата. А он, скорее всего, тоже там, в свите его величества.