Ханский ярлык
Шрифт:
Клеть и впрямь была небольшой. Шага четыре в длину и чуть меньше в ширину. У двери справа была глинобитная печка, устроенная по-чёрному, то есть без трубы. И справа же, за столбом, подпиравшим матицу, было ложе, напоминавшее банный полок. Напротив ложа светилось небольшое оконце, затянутое пузырём, а к нему приткнут стол из грубо тёсанных досок, на котором стоял горшок с глиняной кружкой. Стены и потолок были крепко прокопчены. Видя, что его «хоромы» не очень понравились гостям, старик сказал:
— Я могу дойти
— Нет-нет, — сказал Антоний. — Эта нам подойдёт. Нам только на неделю. Сколько б ты хотел за неё?
— Да что за неё брать-то, неловко даже, — замялся старик. — Ежели пару ногат али хотя б одну.
— Мы даём тебе гривну.
Старик даже рот разинул от удивления.
— Но с условием, — продолжал Антоний, — ты идёшь на Торг, покупаешь корчагу вина или мёда и отправляешься к своему куму на неделю. И тут не появляешься. Впрочем, и в городе тебе делать нечего. Согласен?
— Да, да, да, — закричал старик, боясь, что господа ещё могут и передумать.
Антоний вынул из калиты [99] серебряную гривну.
— Держи, дед, и помни уговор. Неделю мы здесь хозяева, тобой чтоб и близко не пахло. Согласен?
— Согласный, согласный, — бормотал осчастливленный старик. — Для хороших людей я всей душой.
— Всё. Можешь уходить.
Старик вышел, толкнув дверь задом, но тут же вернулся.
— Ради Бога простите, господин. Нельзя ли гривну ногатами разбить?
99
Калита — кожаная сумка, кошелёк.
— Это ещё зачем?
— Боюсь, на Торге какой злодей узрит, когда я корчагу покупать стану, убьёт же.
— Ну что ж, ногатами так ногатами.
Антоний открыл калиту, отсчитал двадцать ногат, подал старику, тот вернул гривну, даже пошутил кисло:
— Хошь раз в жизни в руках подержал.
И уже за порогом, обернувшись, посоветовал:
— Ежели маленько блохи кусать станут, так нарвите вон полыни свежей, подстелите. Они её боятся.
Старик ушёл. Антоний потянулся, вздрогнул плечами.
— Ну, Феофан, надеюсь, ты понял, что я половину дела сделал?
— А на кой нам на неделю эта нора? Мы можем за день-два управиться.
— Надо с запасом, Феофан. С запасом всё делать. Можем и за час управиться и уехать, а хозяин явится — наш и след давно простынет. А теперь, Феофан, ты за своё дело берись.
— За какое?
— Как за какое? Заманивай зверя, чай, ты с ним на пиру чашками стукался. Вроде приятели теперь. Зазывай.
— Как?
— Думай, милый, думай. Я насторожил пасть, твоё дело приманить его сюда. А уж тут вместе потрудимся.
Они
— Господи! — ахнул радостно Феофан. — Никак, Семён Толниевич? Вот удача-то. А мне не с кем и посоветоваться.
— Здравствуй, здравствуй, — сдержанно отвечал боярин, поскольку в лицо-то узнал сотрапезника, но не знал его имени.
— Я Феофан, — подсказал тот. — Неужто забыл уж?
— Как же, как же. Помню. Мы ещё с тобой чарками чокались.
— Вот именно. Я о чём хотел попросить тебя, Семён. Дело в том, что я купил здесь на Торге для храма золотой сосуд, принёс домой и что-то усомнился: уж золото ли это? Ты человек опытный, взгляни, развей сомненья.
— А где сосуд?
— Да там, в клети у хозяина, где я остановился.
— Где это?
— Да недалеко тут, на берегу. Избушка.
— Хорошо, я приду. Пойду искать попутное судно и зайду.
— Семён, я хотел ныне ж отъехать. Пойдём, только взгляни. Если золото, я тут же уеду, а если нет — мне ж надо найти ещё продавца, подсунувшего мне товар.
— Ну хорошо. Я зайду на подворье, дам денег дружинникам на питание и корм коням, только что получил с должника. И пойдём.
Они дошли до подворья купца Давыда Давыдовича, Феофан остался у ворот, а Семён через калитку вошёл во двор, прошёл на конюшню, нашёл старшего Гридина.
— Иван, вот держи три гривны. Накупи больше продуктов, коням овса. А я пойду к причалам струг нанимать.
— Скоро вернёшься?
— Конечно. Зайду только там на берегу к знакомому, вместе пировали в Переяславле, просит взглянуть на покупку.
— Струг-то поподъёмистее наймай. С конями, чай, плыть.
— Я знаю.
Феофан нервничал: «Как бы не сорвалось», ходил у калитки, щёлкал пальцами, потирал потные ладони. Наконец появился Семён Толниевич.
— Ну пойдём, что у тебя там... Мне попутно надо струг нанять, пойдём водой в Городец.
— Да, конечно, водой быстрей и безопасней.
Когда подходили к клети, стоявшей на отшибе, даже и это не насторожило Семёна Толниевича, ещё попенял Феофану:
— Что ж ты, не мог на лучшем подворье остановиться?
— Да мне одному-то много ль надо, — промямлил Феофан, у которого от волнения пересохло горло и сел голос: «Готов ли Антоний? Видит ли, что мы идём?»
Антоний был готов. Даже в печке тлел уже конец верёвки, предназначенной для грядущей пытки. И едва в полумрак вступил Семён Толниевич, не успевший там рассмотреть что-либо, как Антоний накинул на него удавку и повалил на пол. Вдвоём они быстро управились, поскольку заранее было условлено, что и как делать. Скрутили ошеломлённому боярину руки, привязали к столбу.