Ханский ярлык
Шрифт:
— Что делать? Дяде Андрею захотелось великим князем стать.
— Но это ж не по закону, не по старине, великим князем должен быть старший в роду. Сегодня это отец твой — Дмитрий.
— Татары плевали на нашу старину... Они вон даже Невского — деда моего — унизили этим, отдав великий стол его младшему брату Андрею. А теперь вот и с отцом то же повторяется.
— Но как-то же он добился великокняжеского ярлыка?
— Ничего б он не добился, если б сама Орда не раскололась. Сейчас одна на Волге — в ней хан Менгу, а другая на Дону — там хан Ногай сидит.
— А
— К Ногаю. Он сейчас сильнее Менгу, и он же отцу ярлык дал.
— Да, — вздохнул Михаил, — золотое время до прихода татар было у нас, никому не платили, никому не кланялись.
— Всё равно ссорились. Оттого и татары нас победили, что меж нашими дружбы не было. Пока русские княжества будут врозь тянуть, быть нам вечно под Ордой.
— Вот я и говорю, дружить нам надо. Вон твой отец с родным братом ссорятся. А вот мой Святослав с двоюродным братом в мире да ладе живут.
— Это с кем?
— А с Данилой Московским.
— Ну, дядя Данила мужик разумный, он с отцом ладит.
Тем временем Сысой высек огонь, запалил трут, от него бересту, а от неё уж ветки. Трут спрятал в плотную коробку, где он должен погаснуть до другого раза, и стал ломать и подкидывать в огонь сушняк.
— Ярославич, — позвал, обернувшись, —давайте ближе к огню, а то вас комары съедят.
Княжичи перешли к костру. Сысой подкинул на огонь сырой травы, чтоб побольше дыму было.
Вскоре прибыли гриди с конями, привезли походный котёл, залив в него воду, повесили над огнём. К тому времени Митяй разделал вепря, мясо порубил на куски, тяжёлую шкуру повесил на нижний сук берёзы. Кишки выбросил псам, с вожделением ждавшим награду за труды.
— После лова их домой не загонишь, пока свежатинкой не угостишь, — сказал Митяй. — Знают твари своё право.
— А если б не было добычи? — спросил Сысой.
— Э-э, их только б видели. Но всё равно в веску впустую б не воротились. В веске-то их, почитай, не кормят, эвон, мол, лес, сами кормитесь. Загнали б зайца, а то глухарку б на земле нарыли.
Потрескивал, пылая, костёр, клокотал котёл, пуская душистый пар, гриди напристраивали у огня копья с насаженными на них кусками мяса. Жарили.
— Вот уж верно в «Слове» поётся: с конца копья вскормлены, — заметил княжич Александр.
— В каком слове? — спросил Михаил.
— В «Слове о полку Игореве» [101] . Не читал?
— Где там. У нас всё сгорело.
— Я другой раз приеду, привезу тебе список.
— Привези, не забудь. А про чё там?
101
«Слово о полку Игореве» — памятник древнерусской литературы конца XII в. О неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г.
— Да князь Игорь был такой на юге сто лет тому назад, ходил на половцев ратью. Как говорится, пошёл по шерсть, а воротился стриженым. Вот и сочинил это «Слово» о походе. Сам обжёгся, других предупредить
— Ну, и себя, наверно, оправдать?
— Отчасти, возможно, и из-за этого. Но сочинил хорошо, складно, ничего не скажешь. На рати опростоволосился, но в слове вельми преуспел. Однако князья наши не послушались этого «Слова». Пренебрегли. А зря.
— Почему?
— Ну как же, он же звал к объединению, чтоб все заодно. А что вышло? Сам видишь, под татарами уж пятый десяток. Не впрок нам наука-то, не впрок, Миша.
Переяславец впервые назвал тверского княжича по имени, и Михаилу это было приятно. Он чувствовал, что они сближаются с Александром, что сейчас здесь, в лесу, меж ними завязываются тёплые отношения, и хорошо бы, чтоб они переросли в дружбу.
«Конечно, перерастут. Женится на Ефросинье, ещё крепче подружимся» — так думал Михаил, пытаясь заглянуть в грядущее, скрытое от дня сегодняшнего.
— А теперь вот Орда учит нас жить не тужить, — с горечью сказал Александр. — У своих умных не хотели учиться, у поганых поучимся дерьмо есть.
Видно, последние слова пали на слух подбегающему Митяю с дымящимся на стреле сердцем.
— Зачем дерьмо? Лучше сердце зверя, — молвил он торжественно. — От того храбрости вашей прибудет, господа.
Александр был не очень доволен дерзким вмешательством в их разговор мизинного человека, но смолчал, тем более что мизинный прямо на сломленной ветке берёзы, брошенной на корзно, разделывал для них — княжичей — горячее, только что вынутое из котла, сердце вепря.
Княжичи достали свои засапожники, каждый воткнул свою часть в него. Подняли.
— Ну, — сказал Михаил, — съев одно сердце, мы как бы побратаемся, Александр Дмитриевич, а?
— Постой, постой, Миша. — Александр обернулся. — Эй, Еремей, принеси мою сулею [102] .
Гридь исчез, видимо побежал к сёдлам, вернулся с сулеёй, обшитой кожей.
— Вот вино, Миша, брататься так брататься. — Александр выдернул пробку, откинул её, она была на ремешке. — Твоё здоровье, Миша.
102
Сулея — походная баклага.
И сделал несколько глотков из сулеи. Протянул Михаилу.
— Теперь ты, Миша.
— Я не пью, — вдруг смутился и покраснел княжич.
Это не очень удивило Александра.
— Ещё научишься. Пригуби хотя бы.
Михаил пригубил и, поморщившись, тут же вонзил зубы в горячее сердце.
13. И ВНОВЬ РАЗДОР
Убийство главного советника Андрея Александровича не удалось сохранить в тайне. Нашлись люди, видевшие, как Семён Толниевич шёл с боярином к этой самой избушке. Старшина гридей вспомнил и слова покойного, что идёт он с кем-то знакомым, с кем пировал в Переяславле, идёт что-то смотреть. Но коль пировал с убийцей в Переяславле, то становилось ясно, откуда и от кого прибыли исполнители.