He как у людей
Шрифт:
Милли сердито всплескивает руками, чтобы придать выразительности своему монологу. Она разглядывает мягкие складки кожи своей соседки, ее обвисшую шею, сшитое вручную стеганое одеяло и решает, что в свое время, когда миссис Джеймсон еще не была прикована к постели, до постигшего ее недуга, это была женщина щедрая, с творческой жилкой и злым языком — одним словом, миляга.
— А я тут просыпаюсь и вижу, как эта проказница-медсестричка… ну, не в этом смысле проказница, — хихикает Милли. Она уже начинает ценить преимущества немой соседки. — Роется в ваших вещах, прямо вот так, обеими руками — весьма ухоженными, надо сказать. — Милли изображает медсестру, запускающую руки в чужую сумку.
Миссис
— Это правда.
— Что, простите?
Миссис Джеймсон дважды издает кудахчущий звук и улыбается.
— А я-то сомневалась, понимаете ли вы вообще, что я говорю, уже все уши вам прожужжала. Вы не представляете, чего я только не передумала, пока вы спали. Уже сочинила целую историю вашей жизни, хотите послушать?
— Это правда.
— Что, простите?
— Это правда.
Миссис Джеймсон крепко сжимает губы, похожие на кожицу лука, и проводит языком по верхним деснам, а затем ее глаза медленно закрываются — и тут как раз звонит телефон, лежащий у кровати Милли.
— Алло?
— Миссис Гогарти?
— Слушаю!
— Угадайте, кто это?
— Сил! Ты? — Милли прикрывает трубку рукой и объясняет соседке: — Это моя американская подруга. Я вам непременно как-нибудь расскажу.
— Миссис Гогарти? Вы слушаете?
— Да я просто дар речи потеряла! Как ты меня нашла? Это Кевин тебе сказал, что я здесь?
— Не могла же я забыть свою любимую ирландку, правда?
— Ох, а меня он вот сюда упрятал. Тебе уже рассказали?
— Я звонила вам домой, но телефон не отвечал. Тогда я позвонила домой Кевину, и трубку взяла его дочь. Она говорит, у вас был какой-то пожар?
— Ой, нам не стоит слишком долго разговаривать. Трансатлантический тариф все-таки. Просто хочу услышать, как ты там дышишь.
— Что?
— Вот так, великолепно.
— Так что случилось? — спрашивает Сильвия. — Был пожар?
— Ох, это было ужасно. Я чуть не погибла, ты не слышала? А потом Кевин пришел и увидел меня на кухне. Но это неважно. Скажи лучше, как поживает наш пациент? Когда операция?
— Уже сделали несколько дней назад.
— Быстро вы!
— И сейчас он выздоравливает. Пока что все идет нормально.
Милли тут же сообщает миссис Джеймсон:
— Операция прошла успешно!
— Врачи говорят, выздоровление будет долгим, дольше, чем мы думали. Но вы бы его видели — лежит, весь опутанный проводами, и ест желе. Он настоящий боец.
— Безумно рада это слышать, — со слезами говорит Милли. — Рада за вас обоих. Просто ужасно!
— И все это благодаря вам.
— Да ладно…
— Это такое облегчение, что и сказать нельзя. А вы-то как? Долго еще там пробудете?
— По секрету между нами тремя, считая миссис Джеймсон, сдается мне, я тут долго не протяну.
— Миссис Джеймсон?
— Я скучаю по нашим разговорам, Сил. Очень скучаю.
— И я тоже, — отвечает Сильвия. — Надеюсь, вы скоро вернетесь домой. Через пару недель, может быть? Как вы думаете?
— Да, а кухня-то — ты ее теперь не узнаешь. Черная, как ночь.
— О боже мой.
— Вот что я тебе скажу: бронируй-ка поскорее билет домой и помоги мне сбежать отсюда. Увези меня в свободную страну!
Сильвия фыркает и говорит:
— Было бы здорово, правда? Ох, черт, мне надо идти. Врачи зовут, хотят узнать, как идут дела.
— Позвонишь мне еще как-нибудь, когда у тебя будет время?
— Обязательно.
— Или дай мне номер, чтобы я могла с тобой связаться?
— Конечно. — Сильвия диктует длиннющий ряд цифр, и Милли записывает их на клочке бумаги.
— Когда ты вернешься в Дублин? — спрашивает Милли, но связь, видимо, прервалась, потому что телефон внезапно замолкает.
29
Кевин
Но теперь денег на такие излишества нет, и Грейс уже не тянет с ним спать, хоть в гамаке в Буэнос-Айресе (это возможно вообще?), хоть где-нибудь еще. Всякие разговоры о поездке их мечты давно прекратились. Какое-то время Грейс еще рисовала себе картину большого праздника дома — с фирменным коктейлем, с официальными приглашениями, а дети пусть отрепетируют смешную сценку, где будут символически поджаривать родителей на огне (Кевин считает такие инсценировки слащавой пошлостью, но детям нравится, и он держит свое мнение при себе). Потом размах сузился до тихой вечеринки в узком кругу — и хлопот меньше, и веселее, и дешевле. И в конце концов все свелось к ужину на двоих в Доннибруке.
Грейс опаздывает. Кевин потягивает джин-тон и к и проверяет сообщения в телефоне. Вчера он удалил всю контактную информацию Роуз Берд — решение, которое уже невозможно отменить, и сознание его необратимости временами вызывает легкую боль, а временами, как сейчас, благодарное облегчение: его судьба решена.
Кевин видит, как его жена входит и называет свое имя администратору. Мужчина за соседним столиком поглядывает на нее, и Кевину это приятно. Он сглатывает, убирает мобильный в карман пиджака и начинает разглядывать других состоятельных посетителей — это все же повеселее, чем копаться в самом себе, хотя рефлексия все равно волей-неволей просачивается в мозг. Даже если вдруг подвернется подходящая работа — захочется ли ему ей заниматься? Все равно в последнее время, за что бы он ни взялся, выходит полное дерьмо. Мама не выносит «Россдейл» и без конца донимает его жалобами. Эйдин, если смотреть правде в глаза, по-прежнему считает своих родных стаей гнусных ублюдков, достойных лишь презрения, — а уж на презрение она никогда не скупилась. А главное, о чем Кевин тревожится, пока Грейс идет к нему, лавируя между столиками, — чем стали для них эти двадцать лет, чем не стали, чем должны были стать? Очень не хочется задумываться о том, не путают ли они любовь с привязанностью, о том, что дети, которые когда-то были клеем для их семьи, теперь играют скорее роль противоядия, или (слишком циничная мысль, Кевин понимает это) о том, что их держит вместе только привычная лень, нежелание растаскивать по частям захламленный, сложно устроенный дом и делить жалкое бесполезное барахло, которое они накопили за эти годы. Ноутбуки, пилки для ногтей, чайники — все это не самый подходящий цемент для брака.
Но вот его жена, с которой они прожили два десятка лет, стоит перед ним — подавляя зевок, что в такой торжественный вечер отдает черным юмором, — и Кевин, нервничая и потея, снимает пиджак и поднимается из-за стола ей навстречу.
Когда приносят заказ, Грейс осматривает интерьер и говорит:
— Я хочу забронировать столик в том новом местечке у «Гришема» — органический паб, или как он там называется?
— М-м-м-да?
— Я думала, ты бывал там? Шеф-повар из Корка…