Хемлок Гроув

МакГриви Брайан

Теперь она повернулась и смотрела на него. Это был первый раз, когда она на- звала его лжецом.

Я пойду, – сказал он.

Она выразила протест. Он подошел к кровати. Она легла, и он лег подле нее, по- ложив свою руку ей под голову. Она знала, что его рука начнет неметь и колоть от боли через минуту, но он переживет это. Он заметил, она сняла серьги. Он потушил ночник, и засияли наклейки со звездами и луной.

Позже, когда ее дыхание стало равномерным и спокойным, Роман вынул свою руку и встал. Подошел к двери, стряхивая онемение с руки. Мольберт притянул

его внимание. Она какое-то время работала над рисунком, почти закончила. Белая верти- кальная линия, поверх путаницы ночи, прямо под которой были подземные камеры, на одной из которых было какое-то кольцо с узлом на его вершине.

Змея, пожирающая свой хвост.

Роман оторвал руки от двери и направился назад к кровати и, упершись руками, подтя- нулся и приложил свою щеку, слушая эхо ее сердца.

Мера Беспорядка

тил.

Зазвонил телефон, прервал короткий и беспокойный сон. Доктор Годфри отве-

Хорошо, – наконец произнес он. – Хорошо, успокойся. Скоро буду.

В темноте он отыскал пару джинсов и свитер.

Это была Оливия? – спросила Мари.

Нет, – ответил он отстраненно. На уровне подсознания он подумал, насколько же правдоподобным и предательским было то, что его жена подумала в первую очередь именно об этом. Но переживать об этом он будет позже; этому вопросу придется встать в очередь. Он выглянул в окно. На стекле запотевшая рома превращала ночь снаружи схожей с вином в бокале и у него появилась странная и приятная мысль: Сейчас не время для плавания. Понял, что мог сказать это вслух, но не был уверен, и Мари не подала виду. Он надел ботинки.

Лета была в ванной дальше по коридору. Она услышала шаги отца, и как он тихо вышел из дома, и выждала еще несколько мгновений, прислушиваясь, не проснулась ли мама. Затем, она прошмыгнула к нему в кабинет и, опустившись на колени, начала изучать документы.

***

Полиция уже находилась в лаборатории Невропатологии, ожидая прибытия Годфри. Сестра Котар подошла к нему. Ее глаза красные, а волосы выглядят так, слов- но она всю ночь ворочалась в постели, появление в таком виде явно пророчило беду.

Он положил свои руки на ее плечи и сказал идти домой и взять пару выходных.

Она отрешенно кивнула, затем аккуратно прижалась к нему и всхлипнула, как ребенок.

Иди домой, – снова сказал Годфри, его учтивый тон скрывал обиду, что утешает он, а не его.

Шериф Сворн подождал пока она уйдет, потом подошел к Годфри с хмурой улыбкой.

Забавная штука, – начал он. – У вас сильно тревожный пациент и простой – по край- ней мере, в эти дни – суицид, полностью заснятый камерами. Но. С безопасностью тут не до шуток, правда?

Это был риторический вопрос, но Годфри и так не видел ничего смешного.

Дело в том, – продолжил Сворн, - что на кассете не зафиксировано проникновения, но и никто другой не заходил тоже. – Он остановился, словно задумавшись о мире, в

котором происходят вещи далекие от его определения понятных. – Дверь, она просто открылась для него. Словно… хм… говоря: Давай, дружище, входи.

Доктор Годфри посмотрел на пол в другом конце Мозговой Фермы. На полу лежал Френсис Пульман. В его руке зажат поршень шприца. Отломанная игла торчит

из виска. Как же там говорила Дороти Паркер? “Лучше бы передо мной поставили бу- тылку, чем предложили лоботомию”. Годфри задушил единственный разумный ответ на эту ситуацию в зародыше, особенно учитывая гротеск образцов стоящих в ряд на полках. Задушил единственный ответ, который может быть у квалифицированно вме- няемой личности в психиатрической лечебнице. Ведь человеку его положения в таких обстоятельствах лучше сдержать смех.

***

С первыми лучами солнца двери главной спальни открылись, и в них появилась Оливия. Она была одета в белый атласный халат, пошла дальше по коридору и оста- новилась у двери с нарисованным на ней драконом, вошла. В комнате было темно; утренний свет виднелся по краям штор. Он все еще спал. Она подошла и остановилась подле него. Его голая грудь и шея были длинными и белыми. Она положила палец на его шею и почувствовала живое чудо, биение молодого сердца в груди, связь его и ее собственным. Он открыл глаза. Она погладила его лицо и кожу головы.

Скоро нужно будет снова тебя обесцвечивать, – сказала она. – Уже видны корни.

***

По пути в свой класс Питер остановился у шкафчика и обнаружил торчащий из его прорези слоенный вдвое лист бумаги. Он взглянул на него и знал, своей Свадистха- ной, что он был отправлен тем же человеком, что послал приглашение Лизе Уиллоуби. Он взял страницу и развернул ее. На ней не было ни слова, только рисунок. Сырой на- бросок коричневой волчьей головы, отрезанной. Голова лежала в луже крови, которая по цвету и текстуре была определенно настоящей, да и сама голова на первый взгляд, казалось, нарисована коричневым кремом для обуви, но нет. Он понял, спустя мгно- вение, это не то, чем кажется. Питер мрачно сложил рисунок и убрал его в сумку. Его взгляд привлек постер на стене, с изображением вытянутого указательного пальца и надписью: КОГДА УКАЗЫВАЕШЬ ОДНИМ ПАЛЬЦЕМ, ТРИ ОСТАЛЬНЫХ УКАЗЫ- ВАЮТ НА ТЕБЯ.

Бля – сказал он.

Он повернулся, намереваясь пойти дальше, но заметил Романа.

Бля, – повторил он.

Они вышли через восточный выход и по коридору добрались до кладовой, дверь из которой вела наружу. Оставили дверь открытой, подперев ее кирпичом, чтобы она не захлопнулась за ними, и Роман прикурил две сигареты, передав одну Питеру.

Питер огляделся. В такие дни как этот птицы не летали. Они сидели десятка- ми на электропроводах, напоминая черные прищепки, держащие шифер небосвода, с которого Бог, подув ветром, поднимал их и скручивал в вихрь, через секунду уже воз-