Хемлок Гроув
Шрифт:
вращающийся на свои насиженные места, но в этот раз они полетели в другом направ- лении. Что бы это ни было, но что-то находило на птиц в дни, как этот.
Мне кажется, в Белой Башне что-то происходит, – сказал Роман. Питер курил и наблюдал за птицами.
Не знаю, связано это или нет, но я могу провести нас внутрь, – продолжил Роман.
На небе появились черные штрихи. Будет дождь.
Роман видел это по его лицу.
Ну и? – спросил он.
Нет, – ответил Питер.
Что значит нет? – не унимался Роман.
Все
Что ты несешь?
Все кончено. Я не в деле.
Роман взглянул на него и понял, что он серьезно. Неожиданно, ему неудержимо захотелось вырвать этот ебаный пидорский хвостик из его головы. Он захотел найти какие-нибудь слова, чтобы заставить его передумать.
Почему? – спросил Роман.
Питер не ответил. Ему не нравился этот разговор; вещи подобного рода были не менее удушающими для него, чем, когда он был младше, и старший брат поймал его, завернул в одеяло и сел сверху, почувствовал, что это хуже, чем смерть. Путаясь в чув- ствах других людей, оставалось винить лишь себя. А еще он обвинял Романа.
А при чем тут копы? – спросил Роман. Его тон подчеркивал скуку и банальность ин- цидента. – Ты сказал избавиться от них, что я и сделал. О, и, кстати, очень деликатно с твоей стороны, бросить мою машину с пустым баком.
Он постарался увидеть, изменила ли ситуацию, вставленное им легкомысленное замечание – оказалось, что нет.
Ладно, – сказал Роман. – Ладно, это было глупо. Действительно глупо, я идиот, и что тут еще сказать, кроме того, что я идиот, но хватит уже. Подумай о том, что ты дела- ешь. Ты не можешь уйти из-за такой глупости, как эта, не можешь. Нельзя уйти от… этого.
Он произнес это с идеальной фонетической четкостью, но, между строк, послед- ним словом было «от нас».
Питер размышлял, как бы объяснить все Роману, не расстраивая его еще боль- ше. Объяснить, что они не похожи, что как бы не чувствовал себя Роман отдельным от всего мира, он все еще богатый и потому не особо-то и другой. Он не знает, как обсто- ят дела у таких, как Питер, он не боится клетки. Клетка, которая куда хуже любой из возможных смертей. Он не знал способа, как объяснять такое кому-нибудь как Роман, как нельзя подойти к тигру в джунглях и сказать: Ты хоть знаешь, насколько ты свобо- ден? Потому что как он может знать какую-либо другую жизнь? Не имея возможно- стей обрисовать эту картину в сознании Романа, потому он убрал ногу с перил, думая, получится ли уйти, избежав каких-либо слов, помимо тех, которые он уже произнес.
Блядь, да ты скажешь хоть что-то? – не вытерпел Роман.
Ты должен уйти, – сказал Питер. – Для тебя тут нет ничего хорошего. Ты должен бе- жать от этих смертей, города и своего имени. Начни все с чистого листа. И, я не знаю. Выясни сам как все сделать.
Роман посмотрел на свою руку. Она тряслась, не в силах более удержать сигаре- ту, потому он бросил ее.
О! Спорю, ты доволен, – взвился он. – Уверен, тебе это очень удобно, ты цыганский кусок дерьма! Знаешь, если ты трахаешь мою кузину, я убью тебя!
Питер посмотрел на него.
Ты не лучше меня, – сказал он поникшим голосом.
Питер продолжал на него смотреть.
Роман,
Этот ебаный лошадиный хвостик.
Питер встал и вошел внутрь. Роман поднял голову на мрачное, свинцовое небо.
Бля, – произнес он. Его горло сжалось.
Затем, краем глаза он заметил какое-то движение. Питер возвращается, он не оставит его тут. Как и раньше, Питер снова сделал все вещи невыносимыми, но снова возвращается к нему. Такой уж он есть, доводит все до крайностей. Роман позволит ему вернуться, примет его. Но дверь не открылась, и Питер не вышел, а движение, что он видел, на самом деле было на противоположном конце его внутреннего взора, слов- но темные пальцы черной тени, ловко машут ему, стараясь привлечь внимание. Веки
Романа затрепетали. Он наклонился, поднял кирпич, отчего тут же захлопнулась дверь, и бросил его в сторону холма. Раздался металлический звук, завыла сигнализация автомобиля, Роман сел, упершись спиной о запертую дверь, и через мгновение поднял свою все еще дрожащую руку и растопырил пальцы, наблюдая танцы невесомой пау- тинки между ними.
***
Когда занятия кончились, Лета подошла к Питеру на автобусной остановке, он не стал задавать ей вопросы, пока они стояли бок о бок. Он занял свое привычное место
в конце и пригласил ее сесть, что она и сделала. Открыла сумочку и вынула наружу старый, помятый конверт, который протянула Питеру. Адресовано ее отцу, обратного адреса нет. Он поднял брови и она кивнула, довольная собой.
Ты читала? – спросил Питер.
Она, обиженно:
Я не читаю чужую почту. Только если она не обо мне.
Он положил письмо в задний карман сумки, вместе с отрывком из «Базара Гоб- линов» и уродливым рисунком. Он не знал, образуют ли они в итоге что-то значимое, как те рисунки из различных точек, которые в итоге складываются в одну картину, если смотреть на нее из далека; если стоишь на другом конце вселенной, пытаясь най- ти решение, в итоге чувствуешь себя законченным идиотом.
Когда они проезжали Килдерри парк, Лета выглянула в окно и сказала:
Он умер.
Кто? – спросил Питер.
Френсис Пульман. Единственный, кто видел. Он ударил себя шприцом в мозг про- шлой ночью.
Ох, – произнес Питер.
Лета подвинула руку, как если бы хотела взять руку Питера, но изменила направ- ление, дотронувшись до клейкой ленты, прикрывающей прореху в кожаной обивке их сиденья. Автобус остановился в устье Киммел Лэйн и они вышли, направившись вниз по холму. Ни один из них, до сих пор, не отметил вслух, что все это за пределами нор- мального хода событий.
Роман какой-то странный сегодня, – сказала она.
Он злится на меня, – ответил Питер.
За что?
Потому что большое белое пятно по имени Роман, мешает Роману видеть всю карти-
ну.
Что случилось в субботу ночью? – спросила Лета. – Ты был там, когда его арестова- ли?
Когда твоя мама использует департамент шерифа, чтобы немного охладить тебя – не то же самое, что быть арестованным – сказал он.
Что ты не договариваешь?