Хемлок Гроув
Шрифт:
Что с ним случилось? – спросил Питер.
Роман сложил руку пистолетом и изобразил, как вышибает собственные мозги.
Бля-я, – отреагировал Питер.
Бля-я, – повторил Роман.
Мама говорит: мой отец мертв или типа того, – сказал Питер. – Не вдается в подроб- ности. Божья коровка.
Роман стряхнул божью коровку со своего лацкана.
Каково это, – спросил он. – Жить как, ну знаешь. Таким, как вы.
Питера не тревожило называться «Таким, как вы» – это уважаемая, фундамен- тальная граница жизни: имущих и неимущих.
Я думаю, всегда есть что-то за холмом, что я должен увидеть, – сказал он. – Напри- мер, что кроется в ботинках твоей сестры?
Лучи от пары фонариков высветили их в темноте и бесшумно загорелись поли- цейские мигалки.
Черт, – сказал Питер.
Все в порядке, – успокоил его Роман, но Питер уже бежал в сторону линии деревьев. Он остановился в той же тени, из которой появился Роман, который беззаботно глядел на фонари.
Заблудился, приятель? – сказал самый низкий, без шеи, с весом жира, как у штанги- ста.
Я в порядке, но, спасибо за заботу, офицер, – ответил Роман.
Это мальчишка Годфри – произнес другой, высокий и худой, с пронзительно агрес- сивным носом, тянущим к земле, согнутый как лук, готовый выстрелить.
Ты в курсе, что сейчас не детское время, – сказала Шея.
Я ночная сова, – ответил Роман.
Тебе нельзя здесь находиться, умник, – вступил Нос. – И мне плевать на твое имя.
Я кому-то мешаю, офицер? – спросил Роман.
Кто это был с тобой? – снова Шея. – Не тот ли грязный цыган? Что вы, две инкубаци- онные птички, делали тут такого, что не заслуживает порицания?
Разговаривали.
О чем?
О тайнах смертности, – парировал Роман.
Ладно, пошли, – сказал Нос.
Роман посмотрел на него, он смотрел в его глаза и на короткое время его соб- ственные блеснули как у кошки, что ранее и привлекло внимание Питера к нему, и он произнес, с нажимом, словно учил актера репликам:
Хотя, знаешь, его мамаша будет еще той занозой в заднице. Нос молчал. Его лицо побледнело.
Затем, он несколько раз коротко моргнул и выдавил:
Хотя, знаешь, его мамаша будет еще той занозой в заднице.
Что, – спросил Шея.
Роман посмотрел в его глаза:
Ага. Иди, парнишка.
Ага, – повторял Шея. – Иди, парнишка.
Слушаюсь, офицер, – сказал Роман.
Они вернулись к джипу, Шея бормотал:
Маленький жуткий засранец.
Как только они ушли, Питер вернулся к Роману.
Спорю, у тебя не часто отнимали деньги на завтраки, – пошутил Питер.
Герметичная почва, – сказал Роман. – Вот, что в ее ботинках.
Язык Питера замер на полпути между молчаливым принятием информации и попыткой ее понять.
Он ничего не сказал.
Роман лег на землю и приложил свое ухо к земле, как в фильмах про индейцев.
Ты чувствуешь это? – спросил он.
Что?
Чтобы это ни было оно… там, внизу.
Оу, –
Хорошо, – сказал Роман. Он встал – Хорошо узнать, что не сходишь с ума.
Или, не ты один, – ответил Питер.
Облака проплывали над Белой Башней. А где-то явственно слышался звук поез-
да.
***
Из архивов Доктора Нормана Годфри:
Кому Тема: Позволь им есть гренки!
Дорогой Дядя,
Очередная неделя и снова обращаю к вам свой лепет. Мне кажется, вы открыли Ящик Пандоры, если бы не было так трудоемко нажимать клавиши кончиком ластика на карандаше – эти кончики пальцев, Всевышний (с помощью Доктора П.) счел обе- спечить возможностью, назовем ее, обильной, нажимать по одной клавише за раз. Мне кажется, будет достаточно легко попросить маму заказать мне какую-нибудь клавиату- ру с менее чувствительным сенсором, но я ценю, что каждое слово, выбранное мной
продукт целенаправленных усилий. Кажется многие, кому не надо столь тщательно подбирать слова, не ценят этого.
Итак, какие же новости с моего прошлого письма заслуживают внимания ласти- ка? (Ирония, избегавшая моего внимания, до этого момента – как удивительно!) Конеч- но – вы будете мною гордиться, Дядя, я последовала вашему совету и утвердила свою независимость перед мамой. Мы обедали в клубе, мама, Роман, и я, и когда принимали наш заказ, я заметила волнующее попурри, самых разнообразных цветов. И пока мама говорила Дженни, что я буду «как обычно», я безудержно схватила меню и энергично ткнула в него пальцем.
– Ты хочешь это, дорогая? – спросила Дженни, моя самая любимая из персонала клу- ба.
Нет, нет, – поправила мама, – мы возьмем ей «как обычно», я думаю.
Что означало, конечно же, тарелку нарезанной говядины.
Но, я покачала головой и снова принялась жестикулировать, указывая на свою прихоть.
Милая, – сказала мама, – тебе необходимо твое мясо.
На что Роман сделал едкую ремарку. Дженни, с которой он постоянно заводит легкий флирт (и, возможно, нечто большее за пределами ее работы – как утомительно пытаться следить за внеклассными занятиями моего братца), ухмыльнулась. Мама не показала взаимности.
Ее обычный заказ будет вполне удовлетворительным, – сказала она своим вопрос-у- лажен голосом. Который, признаюсь, убил мою решительность на корню, если бы не благословенное вмешательство Дженни.
Положив свои руки мне на плечи без намека на отвращение, она сказала:
О, она просто заботится о своей фигуре. Все эти милые мальчишки в старшей школе.
Я хотела расцеловать каждый из ее пальцев, один за другим, но сдержала себя глупой усмешкой, глядя на которую Роман с сожалением приложил платок, остановить потекшую слюну.