Хищники с Уолл-стрит
Шрифт:
– Ну-ка, ну-ка. – Я непреднамеренно пустил в ход классическую реплику, используемую торговым персоналом для раскрутки клиентов. – Расскажи подробнее.
С чего такая злость?
– Они наехали на семьдесят пять тысяч долларов, что ты перевел. Они думают, что мы спим вместе.
– Да насрать на них.
– Точное выражение я не запомнила. Что-то про живот к животу.
– Насрать на Маммерта. Насрать на Фитцсиммонса. Что до меня, так и на всех на них разом. Что еще они спрашивали?
– Были ли у тебя деловые взаимоотношения с Чарли, типа рефералов и все такое.
– И
– Правду. Чарли скрывал от меня наши финансовые дела. Я и понятия не имела, чем он занимался и с кем.
– Хороший ответ.
Было бы недурно получить более решительное свидетельство – заявление Сэм, что у нас с Чарли не было никаких деловых отношений. Но я одобрил ее честность.
– Мне надо идти, – объявила она. – Я не уверена, что мы должны разговаривать друг с другом.
– Почему?
– Это подозрение все осложняет.
Я почти видел сквозь трубку, как Сэм теребит лямку своего лифчика, будто четки.
– Сэм, я лишь пытаюсь помочь, – успокоительно произнес я.
– Не знаю, что сказать, – ответила она. – Я тебе позвоню. Ладно?
Эта перспектива меня оглушила. Но пролетели уже годы с той поры, как женщины меня отшивали. Проклятье, Сэм.
Потребовалось секунд пять, прежде чем до меня дошло.
– Ты, что, думаешь, что я написал для Чарли это письмо?
– Не знаю. Мне надо идти, – отрезала она. И вдруг мне по ушам ударили гудки, будто сирена полиции, спешащей на место преступления.
То, что Сэм дала отбой, ранило меня. Вечерние тени вползали через окна в мой пустой кондоминиум. Я ее подвел. Только деньги – 75 тысяч долларов – и ни одного ответа на вопросы. Мой перевод, моя попытка помочь купила мне пять минут телефонного времени и резкий отбой. А заодно возбудила подозрения полиции. Мои вопросы отпугнули Сэм. Почему она вдруг охладела? Бессмыслица какая-то.
Когда в конторе возникают осложнения, я работаю на телефоне. Звоню клиентам и трейдерам, даже Радио Рею, чтобы разрулить проблемы. Мои инстинкты вопили, что самое время сесть на телефон. «Начинай накручивать, смайлик!» Но после разговора с Сэм новых отказов я не перенес бы. Да и Бетти Мастерс звонить с новостями было свыше моих сил. У меня и своих проблем хватало, так что вместо того я принялся просматривать голосовую почту.
Энни отправила шесть сообщений, а вовсе не двадцать два, как я думал. Первое было простым. «Это Энни. Позвони мне». С каждым новым коммюнике тревога в ее голосе нарастала. От «где ты?» она переходила к «я беспокоюсь до потери пульса». И даже пригрозила: «Я отправляю ищеек». И так далее.
Халек звонил, шагая по улицам Манхэттена на встречу. Я едва разбирал слова. Шум уличного движения поставил крест на моих чаяниях выудить хоть что-то членораздельное. Уцелело лишь несколько слов. «Не тревожься». Сердитый гудок. «Курц». Визг тормозов, и тут же следом – скрежет металла о металл. «Туп как выключенный компьютер».
Больше всего меня удивило сообщение Алекса Романова. Где он вызнал номер моего мобильника? Ни Энни, ни Хлоя ему не сказали бы, уж это-то наверняка.
Его голосовая почта была лаконична: «Заметки Чарли не пришли. Мне что, послать к тебе курьера?»
Интересно,
В ближайшее время Гершон и горстка прочих топ-продюсеров начнут проедать Курцу плешь, припоминая старые обиды и сводя счеты. «Ты передо мной в долгу, Фрэнк. Я всегда тянула лямку в команде». Они будут вести перекрестный допрос босса со сноровкой, достойной Фитцсиммонса и Маммерта. «Если Гроув вернется, то почему он шел к двери под конвоем?» Они будут сплетничать без зазрения совести. Будут транслировать свои мнения повсеместно, почти на манер публикации устных журналов.
Я услышал Скалли – в переносном смысле, а не в буквальном, хоть он и громогласнейший в мире фондовый брокер. «Давай говорить напрямую, Фрэнк. Ты собираешься свалить сантимиллионеров Гроува на Золу. Она новичок. Ты с ума сошел?»
Каспер ведет подробные записи по всем клиентам ОФЛ – не только своим. Кто они? Сколько у них денег? Какие брокеры их обслуживают? Он записывает даже то, о чем фондовые брокеры пробалтываются в разговорах мимоходом. Это дает ему возможность клянчить подачки, когда люди уходят. «Гроув рассказал мне об этом клиенте все, Фрэнк». Однажды я поймал Каспера на том, что он делал заметки на память на льняной салфетке во время обеда топ-продюсеров.
Ногтестригущий стервятник.
Наверное, Романову известно о моем принудительном изгнании. Мысль об этом побудила меня извлечь из портфеля красную папку. Мой черный кожаный портфель – вообще-то стилизованный велоранец – играет у меня роль долгого ящика. В нем свалено все, что может подождать, – от медицинских страховок до счетов. Хорошо что папка Чарли вписалась в эту категорию, а то осталась бы в офисе, вне досягаемости для меня.
Требование Романова может обождать до утра. Вместо этого я поглядел на страницы, где Чарли нацарапал «31.12» и «30.11». Я все еще не проверил акции «Рагид Компьютерс» рядом с этими пометками. В том-то и проблема с долгим ящиком. Накопления обычно растут в размерах и весе. Моя черная дыра волокиты засасывает в свою ненасытную утробу бумаги, меморандумы руководства – словом, все подряд. Я разбираюсь с бумагами, только когда портфель становился слишком тяжел, чтобы таскать его на работу и с работы.
Что творилось в голове у Чарли? Я нашел страничку с его пометками, мельком ее просмотрел и потянулся за своим «Хьюлетт-Паккард 12C». Пока я глядел на дисплей, калькулятор перемолол цифирь, скрутив счетчик до нуля. Я застучал по клавишам 12C, как будто они вот-вот откроют сокровенную тайну. К сожалению, дисплей преобразился. Запятые стали точками, а точки – запятыми.
12C время от времени откалывает такие номера, особенно если его уронишь. Выражаясь языком «Хьюлетт-Паккард», дисплей переключился из «режима США» в «режим не-США». Вот почему точки стали запятыми, и наоборот. Ненавижу этот прикол. Я никогда не мог запомнить, как его исправить, в том-то и проблема, потому что эта инверсия меня достает. Чтобы исправить показания, всякий раз приходится лезть в руководство пользователя.