Homo sensum (человек смыслопорождающий)

Морозов Станислав

Каждый субъект волен по-своему интерпретировать значение, вложенное в данный продукт его автором. Эти особенности интерпретации определяются особенностями интерпретаторов. Однако, то общее, что будет содержаться во всех интерпретациях, включая и интерпретацию самого автора, составит собственно значение, воплощенное в данном предмете. Таким образом, значение может проявляться не только внутри субъекта, но и вне его – в предметах, вовлеченных человеком в сферу своей деятельности, составляющих марксову «вторую природу». [12] Но это – не живое значение, а лишь приблизительный отпечаток того оплодотворенного смыслом значения, носителем которого является деятельность человека. Ведь «вторая природа» имеет важный отличительный признак от собственно

природы. Предметы «второй природы» не способны развиваться. Это – вещи, в отличие от организмов, составляющих живую природу. Вещи могут «ожить», только если к ним приобщится человек – тогда и дом начинает «жить своей жизнью», и город мы можем назвать «живым организмом». Именно в этом омертвении вещей и состоит их предназначение. Человек убивает живую природу, чтобы получить средство для собственной жизни (имеется в виду, конечно, философское понимание жизни, а не биологическая ее интерпретация). Человек просто не смог бы стать самим собой, если бы не создал вокруг себя мир вещей.

12

Близким является понятие «мир» в контексте теории С.Л.Рубинштейна. Здесь «мир» – это преобразованное человеком бытие, действительность, созданная человеком (см.: Абульханова-Славская, 1989).

Но если социальное заключено в самом субъекте психического отражения и одновременно опосредует это отражение, то мы должны заключить отсюда, что объектом психологического исследования служит конкретный человек. Снова обратимся к ранним этапам работы Выготского, мы видим что эта установка находит свое выражение в психологическом контексте: «Предметом… психологии… является именно психика отдельного человека», – подчеркивал Выготский (1968, с. 31).

Таким образом, марксов тезис о человеке как «совокупности всех общественных отношений» получает свое психологическое выражение, и далее возникает задача раскрыть формы воплощения социального в проявлениях жизнедеятельности конкретного человека.

Анализ развития начинается с выявления отношений, представляющих собой исторически простейшее состояние объекта исследования. Для этого следует выявить последовательность состояний объекта по убывающей сложности (см.: «Материалистическая диалектика», т. 1, М., 1981, с. 30–49). Для этого необходимо «снять» все напластования, которые в процессе филогенезе привели к возникновению такого сложного организма, каким является деятельность человека. Выделяя в ходе генетического анализа единицу-«клеточку», исследователь, тем самым, рассматривает предмет как часть более широкого онтологического целого, но, в то же время, предмет приобретает статус снятой формы данного целого, поскольку старое «схоронено» в новом.

Однако, «для правильного понимания методологии „Капитала“ надо учитывать, что метод исследования у Маркса не совпадает полностью с методом изложения (на что он сам неоднократно указывал). Если метод исследования движется от „конкретного“ к „абстрактному“ и затем от „абстрактного“ к „конкретному“, то метод изложения ограничивается переходом только от „абстрактного“ к „конкретному“» (Бранский, 1981, с. 58). В.И.Слободчиков следующим образом описал данную ситуацию применительно к повседневной практике ученого: «Если при проведении исследования логика – „пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что“, то при написании диссертации или диплома вы пишете: „Я с самого начала знал, куда надо идти, я с самого начала знал, как надо идти, и даже более того – знал, что принесу“. На первых пяти страницах автореферата так все и написано; и все этому верят, что так и было на самом деле, хотя на самом деле было прямо противоположно. Однако по логике изложения – все точно, так и должно быть» (Слободчиков, 2001, с. 89–90).

Маркс, прежде чем он приступил к исследованию простого товарного хозяйства, провел генетический (исторический) анализ, в результате которого выделил категорию «товар» в качестве «клеточки» системы категорий капитализма. «Весь „Капитал“ написан этим методом», – подчеркивает Л.С.Выготский (1982а, с. 407). Марксом «в результате осуществления исторического анализа была получена последовательность состояний развивающегося объекта по убывающей степени сложности (если начинать рассмотрение

с данного состояния)» (Бранский, Ильин и Кармин, 1981, с. 42).

Ко времени появления в психологии теории Л.С.Выготского, в марксистской науке существовал и общий метод исследования (анализ целого путем разложения его на единицы и последующий синтез с выявлением сущности целого), и конкретные примеры, иллюстрирующие преимущества выделения единиц научного анализа. В психологии существовали попытки аналитического и синтетического подходов. Л.С.Выготский поставил перед собой задачу применения марксистской методологии в психологической науке.

1.4. Методология структурного анализа

20-е годы прошлого столетия – время структурализма, захватившего целые школы в науке и искусстве. Не удивительна поэтому тенденция к структурному описанию, которая пронизывает ранний этап творчества Выготского, пытавшегося при помощи линий и схем описать художественный текст: «Если взять житейское событие в его хронологической последовательности, мы можем условно обозначить его развертывание в виде прямой линии… Напротив того, то искусственное расположение слов, которое превращает их в стих… то искусственное расположение звуков, которое превращает их… в музыкальную мелодию… искусственное расположение событий, которое превращает их в художественный сюжет… все это мы можем обозначить условно кривой линией, описанной вокруг нашей прямой» (Выготский, 1968, с. 190). На другой странице «Психологии искусства» мы обнаруживаем утверждение, в соответствии с которым «герой есть только шахматная фигура для определенного действия» (Выготский, 1968, с. 140), поскольку герой произведения «есть раньше всего действующее лицо не в силу того или иного характера, а в силу общих свойств своей жизни» (там же, с. 138).

Не следует, конечно, преувеличивать структурный характер взглядов Выготского – он одним из первых подчеркнул необходимость изучения психологией именно психического процесса: «Язык, обычаи, мифы – это все результаты деятельности социальной психики, а не ее процесс, – говорит Выготский, критикуя психологию народов В.Вундта. – Поэтому, когда социальная психология занимается этими предметами, она подменяет психологию идеологией» (Выготский, 1968, с. 27). Для теории Л.С.Выготского характерны идеи, воспринятые ее автором, очевидно, из лингвистической концепции В. фон Гумбольдта. Это, прежде всего, точка зрения, в соответствии с которой «язык есть не продукт деятельности… а деятельность. Его истинное определение может быть поэтому только генетическим» (Гумбольдт, 1984, с. 70).

Кроме того, структура у Выготского это, скорее описание развития, «превращение симультанности в сукцессивность» (Соколова, 2001, с. 20), чем жесткая сеть. Сегодня это то, что называют «функциональной структурой», интерпретируют как «закон связи между функциональными компонентами исследуемого объекта» (Гордеева и Зинченко, 1982, с. 170).

Собственно, методология построения функциональной структуры была разработана не Выготским. Скорее всего, он заимствовал ее из работ членов так называемого Общества по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ). Члены этого литературоведческого кружка – В.Шкловский, Ю.Тынянов, Р.Якобсон и др. – пристальное внимание уделяли проблемам поэтики – теории построения поэтического, а в дальнейшем и любого литературного произведения.

Один из основных постулатов ОПОЯЗа состоял в отождествлении формы литературного произведения с его сюжетом: каждый элемент произведения может и должен трактоваться только в контексте развития – причем, в «историческом» контексте, т. е. в контексте развития сюжетной линии. Отсюда вывод: структура, т. е. форма художественного произведения – не синтаксис предложения, и тем более не морфология слова, а «построение данной вещи» (Шкловский, 1983, с. 125). В.И.Шкловский цитирует Плеханова: «Еще Гегель очень хорошо показал в своей „Логике“, что „форма“ предмета тождественна с его „видом“ только в известном и притом поверхностном смысле: в смысле внешней формы. Более же глубокий анализ приводит нас к пониманию формы как закона предмета или, лучше сказать, его строения», – и резюмирует: «И сейчас часто мы встречаем не это безусловно правильное понимание формы, а старое позитивистское определение формы как „сосуда“» (Шкловский, 1985, с. 113).