Homo
Шрифт:
– Вот мы и расплакались. Да что вы, ну успокойтесь, пожалуйста, всё пройдёт. Всё будет хорошо, уж вы поверьте мне, — начал я утешать её, как маленького ребенка, пытаясь зачем-то стереть катящиеся по её щекам слёзы.
– Нет, не будет, ничего больше не будет, — всхлипывала мне в ответ Линда, но понемногу уголки её рта начали чуть приподниматься, морщинки на лбу стали менее глубокими, и она, уткнувшись мне в плечо, на минуту замерла, заставив меня задержать дыхание из-за страха хоть чем-то потревожить её.
– Спасибо Вам, — наконец, произнесла она почти нормальным голосом.
– Вы второй человек, который
Спустя какой-нибудь час-полтора, Линда уже настолько пришла в себя, что смогла даже заняться главным женским священнодействием — подкрашиванием ресниц и глаз. Столь быстрый переход от трагедии к мелодраме совсем не показался мне необычным, поскольку из своего достаточно солидного врачебного опыта я давно вынес убеждение в том, что нормальный, психически здоровый, хотя и легко возбудимый человек, оказавшийся в силу стечения обстоятельств на краю пропасти добровольного небытия, никогда не повторяет подобных попыток, если ему удастся остаться живым (я не говорю невредимым). Больше того, мне не раз приходилось удивляться, видя как цепляются за жизнь, переносят потрясающие муки при лечении те, кто только что готов был навсегда покончить свои счёты с жизнью) .Поэтому если бы я увидел у спасённой мною девушки хотя бы намёки на повторные попытки ухода из жизни, то ни за что бы не позволил продолжать ее прошлую жизнь, не показав ее очень хорошему психиатру. Благо мне на всю жизнь запомнилось мое первое столкновение с истинно больной девочкой, которая даже под защитной сеткой, вновь и вновь пыталась задушить себя, повторяя попытки после каждой потери сознания, вызванной кратковременным удушьем.
Здесь же ничего подобного не было, и я спокойно начал оглядывать незнакомую мне гостиную, прогуливаясь по ней и давая девушке время для приведения в порядок и своих чувств, и своего внешнего вида. Проходя мимо журнального столика, я обратил внимание на раскрытый номер “Фигаро”, объяснивший мне, наконец, причину происходящего: какой-то жалкий подонок - фотограф сумел-таки дождаться своего подлого часа и продал газете снимки раздетой девушки, сделанные задолго до того, как она сумела стать новоявленной кинозвездой.
Вполне возможно, что в другом случае продюсеры может быть, даже были бы рады подобной бесплатной рекламе, но не данном случае. Эти снимки разом разрушили всю их стратегию. Я хоть и не очень-то интересовался современным киноискусством, но хорошо помнил те эпитеты, которыми старательно награждала мою новую знакомую пресса, называя её новой Гретой Гарбо, ребёнком, покорившим Олимп киноиндустрии. Ясно, что она не могла быть одновременно и ребёнком и женщиной: мораль среднего обывателя этого допустить не могла. Мне оставалось только похвалить самого себя за то, что у меня хватило ума и такта не расспрашивать Линду о причинах её отчаяния, и я не дал ей возможность подумать, что утешаю её только из-за своего неведения.
– Тебе не кажется, что пора было бы и перекусить?
– спросил я.
– С удовольствием, — застенчиво улыбнулась мне Линда, — только надо предупредить дежурного о сломавшейся двери.
Я взял её под руку, и мы направились на поиски коридорного.
– Будьте добры, подскажите, как вызвать слесаря, чтобы починить дверь в номере мисс Джонсон — обратился я к первому встретившемуся нам молодому парню в ливрее.
–
– За что Вы его?
– резко отстранилась от меня испуганная Линда.
– Но он же оскорбил вас, — недоумённо посмотрел я на неё.
– Извините меня, Джон — примиряюще положила она свою руку на моё плечо.
– Он действительно что-то сказал, но что я просто не расслышала. Ещё раз спасибо вам, но надо ему помочь.
– Сейчас, Линда, — кивнул я ей и рывком посадил начавшего приходить в себя парня в стоявшее рядом кресло.
– Что здесь происходит, господа? — услышал я из-за спины чей-то мужской голос и, обернувшись, увидел одетого в чёрный смокинг пожилого служащего, удивлённо рассматривающего нашу компанию.
– Ваш служащий оскорбил мою даму, и я не смог удержаться, - объяснил я ему происходящее.
– Мы примем надлежащие меры, сэр, и сурово накажем провинившегося, — веско заверил меня старший администратор.
Я предложил Линде руку и даже успел сделать несколько шагов в сторону выхода, когда до меня долетала отчетливо произнесённая фраза:
– Станем мы еще парню жизнь портить из-за этой шлюхи, жди, дожидайся!
– Немедленно извинитесь перед дамой! — резко обернулся я к старику.
– Я ничего не говорил!
– закричал он испуганным старческим фальцетом. Оставьте меня в покое! Полиция! Полиция!
Не прошло и двадцати минут, как я уже сидел напротив толстого полицейского инспектора, комически серьёзно рассматривающего мои документы.
– С документами всё в порядке, мистер Блэк, — удовлетворённо констатировал он.
– Вы знаете, я как-то в этом и не сомневался, — не скрывая иронии проворчал я ему в ответ.
– И всё-таки мне не понятно, что здесь у Вас произошло, - задумчиво продолжил свой монолог флегматичный офицер. Вы совсем не похожи на обычного хулигана, док.
– Надеюсь, — снова не выдержал я.
– Больше того, хотя у меня и нет свидетелей Ваших разговоров, но кое-что в тоне ответов Ваших обвинителей наводит меня на мысль, что и они что-то утаивают или не договаривают до конца. Давайте попытаемся закончить это дело полюбовно: Вы заплатите коридорному за починку зубов и не позже завтрашнего утра покинете и нашу гостиницу, и наш город. Согласны?
– Конечно, согласен! Спасибо Вам офицер за справедливость, — поблагодарил я его и наклонился, чтобы расписаться в протянутом мне протоколе.
– Да,… за такую девку я и сам бы смог съездить кому-нибудь по зубам, — вдруг раздумчиво произнёс офицер над моей головой.
– Вы сказали; девку?
– немедленно снова взорвался я, бросая перо.
– Извините, сэр, я, кажется, действительно произнёс вслух свои мысли. Старею, сэр, старею. Но, честное слово, мои слова не выражали ничего, кроме восхищения красотой вашей спутницы.
– Извините и меня, офицер — невольно улыбнулся я.
– Мне действительно противопоказан климат Вашего города, и я постараюсь как можно скорее с ним распрощаться.