Хозяйка Айфорд-мэнор
Шрифт:
При звуках ее тихого голоса незнакомка отняла руку от вышивки и снова на нее поглядела.
— Вы не она, теперь я отчетливо это вижу, но стоило мне войти в церковь и увидеть коленопреклоненную фигуру в зеленом платье… как во мне всё встрепенулось… Простите, пожалуйста!
— Кого я напомнила вам? — спросила Аделия разволновавшись. — Я с радостью выслушаю.
У девушки слезы на глазах навернулись.
— Мою подругу, — сказала она. — Абигэйл Уоттс, дочь церковного старосты. Он служил в этом самом приходе, и мы
— Что произошло прошлой осенью? — спросила она.
И девушка, часто сбиваясь, сквозь слезы поведала ей ту же историю, которую ранее услышал Коллум Шерман от словоохотливого трактирщика. Правда, не зная об этом рассказе, Аделия то и дело ловила себя на мысли о том, что должна пересказать Шерману происшествие слово в слово… И как можно скорее. Она вдруг уверилась, что отыскала правильное событие: то самое, что послужило точкой отсчета для разорванных отношений между Шерманом-старшим и ее мужем.
И когда девушка закончила говорить, она, все еще под тяжелым впечатлением от услышанного, искренне возмутилась:
— Неужели местный шериф так и не смог отыскать виновников этого дела?! Они должны быть непременно наказаны.
Девушка изобразила что-то вроде улыбки, грустной, полной обреченной покорности.
И сказала:
— Ах, мисс, если по правде, то все в Уоппинге знают, кто стоит за этим смертоубийством, как, впрочем, и за остальными бесчинствами тоже. Разве такое укроется в маленьком городке?
— Вы знаете, кто это сделал? — удивилась Аделия. И после краткой заминки: — Кто же?
— «Слуги Люциферовы», мисс. А предводителем у них Джордж Мэдуин, сынок богатого текстильщика из Манчестера. Здесь, на самой окраине, у него дом с красной крышей, который мы стараемся обходить стороной… Там что ни ночь, происходят страшные вещи. Всяк знает, там лучше не появляться после заката! Да и днем редко кто станет соваться туда…
Аделию это признание поразило не меньше самой истории про бедняжку Абигэйл Уоттс.
— Но почему в таком случае бездействуют власти? — спросила она.
— Да потому, мисс, что закон писан только для бедных, а богатые могут творить все, что хотят.
Аделия застыдилась своего собственного происхождения: спрятала нежные, не привычные к тяжелому труду руки, которые выдавали в ней непростолюдинку, даже несмотря на бедное платье. А девушка, поспешно поднявшись с места, сказала, что ей пора уходить, и, пожелав друг другу доброго дня, они расстались: Аделия осталась сидеть под сводами церкви, а ее собеседница вышла в высокие двери.
— Госпожа? — окликнула ее Мэри-Энн, когда по прошествии долгого времени она так и не
Аделия, погруженная в свои мысли, совершенно забыла про маленькую служанку. Рассказ девушки не отпускал ее: она думала про совпадение с платьем, что надето на ней, про беременную погибшую, дочь церковного старосты, и про странности в их с Шерманом обоих домах. Что, если кто-то… кто-то близкий семейству Уоттс, решил отомстить виновникам тех событий? Что, если кто-то выяснил, кем они были, и…
Аделия встала и поглядела на девочку:
— Отведи меня к дому с красной черепицей, — сказала она. — Тому, что на самой окраине…
Мэри-Энн пискнула полупридушенной мышью:
— Госпожа, вам лучше туда не ходить. Умоляю, давайте вернемся в гостиницу! Господин Шерман зашибет меня, коли узнает, что я недоглядела за вами…
Этот довод, вопреки ожиданиям девочки, лишь подстегнул решение девушки отправиться к дому Джорджа Мэдуина сейчас же, в тот же момент. Они с Шерманом полагали отыскать хоть какую-то зацепку в Манчестере, и теперь как же он удивится, когда только услышит, что ее показавшееся столь несвоевременным недомогание, послужило к их общему благу.
— Не покажешь дорогу, сама пойду, — сказала она, да так, что служанка побоялась противоречить.
Дорога не заняла много времени — Уоппинг весь умещался на пяти больших улицах — и вскоре девочка указала пальцем на дом с красной черепицей. Чем ближе они к нему подходили, тем безлюднее делалось вокруг: люди действительно обходили дом стороной. Впрочем, тот и сам стоял как-то особняком, словно таясь за пышными кронами лип, готовый в любой момент наброситься на случайную жертву.
— Теперь давайте вернемся в гостиницу, — попросила служанка. — Мало ли что взбредет в голову господам из «Преисподней».
— Из преисподней? — переспросила Аделия.
И девчушка кивнула:
— Так в городе этот дом называют: «Преисподняя». И название верное, коли в нем слуги дьявола обитаются. Они сами себя этим именем величают… Безбожники и убийцы! Пойдемте, прошу вас, моя госпожа.
Но Аделия, хоть решимости в ней дорогою поубавилось, все-таки не отступилась.
— Сделаем так, — сказала она, — ты сейчас вернешься в гостиницу и передашь господину Шермана, когда он вернется, куда я пошла.
Но та буквально взмолилась:
— Пожалуйста, не делайте этого: они вас убьют… или того хуже. А у вас ребеночек в животе…
Наверное, это было действительно безрассудством, только Аделия верила в силу разумного диалога и потому, велев Мари-Энн возвращаться в гостиницу с сообщением, отправилась к дому с красной черепицей.
На первый негромкий стук в дверной молоток никто не ответил, на второй — она услыхала за дверью шаги, и на пороге предстал богато одетый слуга с чуть вскинутыми в безмолвном вопросе бровями.