Хрен С Горы
Шрифт:
Так что, по мнению Рамикуитаки, следовало пользоваться моментом и, развивая успех, продолжать наступление: наши потери, конечно, сопоставимы с вражескими, зато моральный дух на высоте, да и сегодняшнее пополнение явно не последнее. В общем-то, возразить тут нечего — мы все собрались не для того, чтобы сидеть и отдыхать, наслаждаясь открывающимся с холма видами. Я, конечно, ратовал бы за наступление и при отсутствии намечающегося подавляющего численного перевеса над противником. Благо две сотни «макак» без особых проблем отделают под кокосовый орех если не всю нынешнюю армию Кивамуя, то большую её часть точно. Но коль папуасам веселее воюется впятером на одного — то, пожалуйста.
Увы,
Я бросил прощальный взгляд на холм, успевший побывать полем боя и лагерем двух враждующих армий, на братские захоронения, на истоптанные поля с местами заваленными и разрушенными ирригационными канавами. Я поинтересовался у Вахаку, как теперь будут выкручиваться местные, потерявшие немалую часть урожая. Великан-текокец презрительно махнул рукой: дескать, их проблемы, нечего было поддерживать Кивамуя-братоубийцу.
До Тенука в тот день дойти не удалось. «Макаки» вместе с людьми Рамикуитаки остановились на ночлег в большом селении в нескольких часах ходу от столицы. Остальные отряды нашей армии разместились в соседних деревнях. Местные не старались изобразить радость по поводу незваных гостей: повинуясь команде старосты, женщины с мрачными лицами натаскали к Мужскому дому еды, и быстренько удалились; мужская же часть населения вообще старались поменьше мозолить глаза победителям, а когда мы очищали от обитателей прилегающие к центру селения хижины, дабы самим в них расположиться, то и дело попадались раненые. Впрочем, настроены были наши воины вполне благодушно, и просто выгоняли недавних врагов вместе с остальными.
Всю ночь по периметру занимаемой нами части селения горели костры и вышагивали часовые: не то чтобы сильно опасались местных, но и доверия особого к ним не было. А утром ни свет, ни заря бодро потопали дальше, и ещё до обеда наконец-то вошли в Тенук.
Столица Текока и всего Пеу была просто огромной деревней, как и все виданные мной центры областей. Впрочем, иного и не ожидалось. На самом деле, Тенук представлял собою несколько селений, сросшихся с одну мегадеревню. Когда ваш покорный слуга поинтересовался насчёт общей численности населения, Вахаку затруднился с ответом. Единственное, что он знал — примерное количество жилых строений в каждой из пяти частей столицы. Сложив всё вместе, я получил не менее полутора тысяч хижин. Учитывая, что в каждой обычно обитало от пяти до десяти туземцев обоего пола и разного возраста, население Тенука должно быть где-то в районе десяти тысяч человек.
Для человека, выросшего в мире с многомиллионными городами, всего-навсего уровень ПГТ или райцентра. Но для местных — целый мегаполис. Причём даже с точки зрения Сектанта столица Пеу — довольно крупный населённый пункт. По его словам в Вохе не больше десятка городов с населением, превышающим тенукское. А на родине Тагора таких всего три или четыре. Единственное, что в цивилизованных странах в крупных центрах скапливалось и пятьдесят тысяч жителей, и даже больше. Зато характером деятельности большинство тамошних обитателей мало чем отличались от населения папуасской столицы: добрая половина горожан Вохе и Тузта кормилась скорее земледелием, нежели ремеслом и торговлей.
Мы прошли, следуя за людьми Рамикуитаки, пару километров по широкой тропе, можно сказать — даже дороге (качеством сопоставимой с каким-нибудь российским просёлком). С обеих сторон тянулись конусообразные крыши
На площади нас ожидала очередная порция раскаявшихся и прозревших, готовых немедленно принести клятву верности Солнцеликой и Духами Хранимой. И очень расстроившихся от известия, что тэми прибудет в свою столицу только через пару-тройку дней.
Кроме выражения искреннего желания служить Раминаганиве, не щадя живота своего, от встречающих удалось выяснить также, что Кивамуя в Тенуке уже нет. В общем-то, этого и следовало ожидать. Вроде бы он с оставшимися верными войсками успел переправиться через Алуме (Широкую, образованную слиянием Малой и Большой) и теперь стоит на том берегу реки.
Дальнейшее я очень быстро перестал понимать: Рамикуитаки и предводители подтянувшихся вскоре отрядов нашей армии принялись обсуждать с только что перешедшими на нашу сторону «сильными мужами» всё что угодно, кроме добивания противника. В основном речь шла о предстоящей процедуре принесения клятвы верности Солнцеликой и Духами Хранимой, но при этом беседующие ухитрялись параллельно вести торг насчёт распределения должностей при дворе новой правительницы. Ловкость, с которой две эти темы переплетались, совершенно не мешая одна другой, в иное время могла бы привести меня в восхищение, но только не сейчас, когда в нескольких километрах отсюда стоит недобитый враг, и к нему спешат на помощь новые силы и, не дай бог, чтобы среди них не оказалась сотня лучников от заморских торговцев взамен уничтоженных моими «макаками».
Я очень быстро запутался в хитросплетениях «торжественной речи». Голова звенела и отказывалась воспринимать многосоставные конструкции, которые начинались с мнения кого-нибудь из собеседников об очередной тонкости в оформлении церемонии принятия Солнцеликой и Духами Хранимой тэми клятвы верности со стороны подданных, а потом неожиданно переходили на вопрос, кому быть отныне хранителем священных реликвий Дома Пилапи Старого.
Не выдержав всего этого потока витиеватостей, я вмешался в разговор. Речь моя, несмотря на всё старание, явно не дотягивала до высот папуасского ораторского искусства. В общем, почтенные регои посмотрели на меня, словно я громогласно испустил в их присутствии газы. А поняв из ответа Рамикуитаки, адресованного мне, что перед ними «тот самый Сонаваралинга», «сильные мужи» как-то сразу поскучнели. Дальнейший разговор пошёл уже на три темы: кроме процедуры церемонии и делёжки должностей начали обсуждать окончательный разгром Кивамуя. Однако по-прежнему дискуссия шла всё таким же выспренним языком. Понять удавалось только то, что каждый готов предоставить другим честь добить свергнутого типулу-таки — ибо, дескать, есть более достойные, чем он мужи, у которых не хочется отнимать столь блистательную победу.
Итогом всего этого довольно закономерно стало решение Рамикуитаки, что «наиболее достойные» — это мои «макаки» вместе с остальными бонкийцами. Правда, ласунгский таки также счёл, что не мешает поучаствовать в окончательной виктории также и кое-кому из тех, кто присоединился к нам недавно — список выделенных нам в помощь, как я понял, был напрямую связан с протекавшим у меня на глазах обсуждением мест в будущем «правительстве народного доверия», но как именно — оставалось для меня загадкой.