Хроника Перу
Шрифт:
По этим причинам, или потому что им казалось, что так будет целесообразнее учредить, среди Ингов был закон, когда правитель, среди всех оставшийся императором [144], брал свою сестру себе в жены, имевшую имя "Койя", а это имя королевы, и что ни одна [больше] так не называлась, равно как и король Испании при вступлении в брак с какой-либо принцессой, имеющей своё собственное имя, и вступая во [владение] своим королевством, зовется она королевой, также называют тех, кто был Койями в Куско. А если получалось, что тот, кто должен был считаться правителем, не имел родной сестры, ему был дозволено, чтобы он вступил в брак с самой знатной сеньорой, из имевшихся, дабы среди всех их женщин она считалась самой главной, потому что не было ни одного такого правителя, у которого не было бы более чем семисот женщин для услужения в его доме и для его развлечений; и потому у всех у них было много детей, прижитых от таковых, считавшихся женами или наложницами, и он к ним хорошо относился, а местные индейцы их почитали; и когда король располагался на постой в своём дворце или где бы то ни было на своём пути, за всеми женами приглядывали и сторожили их привратники и камайи [145] [camayos], как зовут их сторожей [хранителей]; и если какая-либо женщина сходилась с мужчиной, её карали смертной казнью, тот же приговор выносили и мужчине. Детей, прижитых правителями от этих жен, после возмужания, приказывали обеспечивать с полей и имений, которые они называют чакарас, а с обычных складов во обеспечение предоставляли им одежды и другие вещи, потому что таким они не хотели давать владения, поскольку при какой-нибудь смуте в королевстве они не желали оказаться в положении, когда возникнет подозрение, что то сын короля. И потому ни у одного из них не было даже власти над провинцией, хотя, когда они выходили на войны и завоевания, многие из них были полководцами и предпочтение имели те, кто шёл в лагерях [т.е. участвовал в войнах]; и законный правитель,
ГЛАВА XI. О том, как было обычным среди Ингов, что об Инге, проявившем отвагу и расширившем королевство или совершившем другое достойное упоминания дело, слагались у них песни и ставились статуи; а будь кто-либо трусливым и нерадивым, приказывали они, чтобы о таком говорили мало.
Я УЗНАЛ, когда находился в Куско [146], что среди королей Ингов, королю, по называемому у них Инга, после смерти устраивали всеобщие и продолжительные оплакивания, а также совершали крупные жертвоприношения по их верованиям и обычаю; после чего среди старейшин народа обсуждалось, какова была жизнь и привычки их уже мертвого короля, и что он принес полезного государству, или какие сражения он выиграл, ежели выступал против врагов, и обсудив эти дела между собой, а также другие, нам не совсем понятные, они определяли, был ли покойный король настолько счастливым, чтобы о нём осталась достойная всяких похвал слава, для чего, дабы своей храбростью и добрым правлением он заслужил вечную память у них, приказывали они созвать именитых кипукамайо[ков] [quiposcamayos [147]], вот тогда заготавливался отчет, и умели они поведать о вещах, случившихся в королевстве, для того, чтобы сами они сообщали его другим, кто среди них избран как наилучший оратор и кто наиболее красноречив; а уж эти умеют отчитаться, соблюдая порядок, о каждом событии прошлого, как у нас рассказываются романсы и рождественские песнопения [villancicos]; и они ни чем другим не занимались, кроме как обучением и умением их [песни] составлять на своём языке, для того, чтобы они были всеми услышаны и во время празднования свадеб и других развлечений, [которые] у них специально для того устраиваются, ведь известно, о чём следует говорить о прошлых временах на подобных празднествах об умерших правителях; а если речь идёт о войне, соответственно, самым изысканным образом они рассказывали о множестве сражений, в том или ином месте королевства случившихся; и, следовательно, для каждого дела у них существовали должным образом упорядоченными их песни или романсы [148], которые, в нужное время исполнялись, дабы они воодушевляли людей, слушая их, и разумели случившееся в иные времена, оставаясь в полном невежестве. И этим индейцам, по приказу королей знавшим сии романсы, оказывали честь и покровительство, и на них была возложена важная забота обучать своих детей или мужчин своих провинций, самых осведомленных и понимающих из выявленных среди них; и потому из уст одних об этом узнавали другие, да так, что и сегодня у них рассказывают о том, что произошло пятьсот лет назад, как будто речь идет о десяти годах.[149]
И поняв, какой порядок имелся у них, дабы не забывать о том, что происходило в королевстве, следует знать, что их умерший король, если он был храбрым и хорошо проявил себя в управлении королевства, не утратив провинций, оставленных ему его отцом, не выказавшего малодушия и подлости, и не совершившего других безумий, как то: ополоумевшие князья свободно осмеливаются хозяйничать в его владении, - было дозволено и приказано самими же королями, чтобы были упорядочены хвалебные песни и чтобы в них они были всячески превозносимы и восхвалены таким образом, чтобы все люди удивлялись, слушая их подвиги и столь великие деяния; и чтобы эти [песни] не всегда и не всюду оглашались и объявлялись, а только когда было бы устроено какое-либо собрание людей, сошедшихся со всего королевства по какому-либо поводу, и когда с королем собирались главные сеньоры [тоже правители?] на их празднествах и развлечениях, или когда совершались такиc [taquis [150]] или их кутежи да возлияниях. В таких местах, знатоки романсов во весь голос, глядя на Инку, рассказывали ему о том, что его предками было сделано; а если среди королей кто-либо оказался нерадивым, трусливым, склонным к порокам и любителем почивать, не расширяя владений своей империи, они приказывали, чтобы о таких мало или вовсе не упоминали; они так [усердно] следили за этим, что, если кого-либо и обнаруживали, то его имя и потомство не забывалось, но в остальном же старались умалчивать, не считая только песен о хороших и храбрых. А поскольку они так высоко ценили свои воспоминания, что, умирая, каждый из этих столь великих правителей, выделял своему сыну единственное - власть, потому что был у них закон, чтобы богатство и королевские органы власти того, кто был королем Куско [151], не имел бы никто другой в своей власти, и не забылась бы память о нём; для чего и сооружался идол под покровами [152] (???) с очертаниями, какие они хотели бы ему придать, нарекая его именем уже умершего короля, и выносили этих идолов с тем, чтобы поставить на площади [города] Куско, в то время, когда устраивались их праздники и вокруг каждого идола этих королей находились их жены и слуги, и подходили все, приготавливая там их еду и напитки, потому что дьявол должен был говорить в тех идолах, как то у них в обычае. И у каждого идола были свои шуты или балагуры, весёлыми речами развлекавшие народ; и все сокровища, какие у правителя были при жизни, находились во владении его слуг и родственников, и оно извлекалось во время подобных праздником с большой помпой; кроме того им непременно принадлежали его чакарас [153] [chacaras], а это название поместий, где они собирали свою кукурузу и другое продовольствие, благодаря чему содержали женщин со всеми остальными родственницами этих правителей, хранивших идолов и воспоминания, хотя те уже [давно] были мертвыми. И определённо, этот обычай был достаточным основанием для того, чтобы в этом королевстве были собраны такие огромные количества сокровищ, увиденные нашими собственными глазами; и от конкистадоров-испанцев я слышал, что они, когда разведывая провинции королевства, вошли в Куско, эти идолы [там] были, и это похоже на правду, поскольку вскорости, когда Манко Инга Юпанги [154], сын Гуайнакапы, возжелал принять кисточку [корону], их публично извлекли на площадь Куско на виду у всех испанцев и индейцев, в то время там пребывавших.
Действительно, что испанцы уже завладели большой частью сокровищ, но остальное было спрятано и укрыто в таких местах, что немногие или никто не должен знать о нем, об идолах и о других их великих делах только и осталось упоминание, что в их сообщениях и в их песнях [155].
ГЛАВА XII. О том, как у них были хронисты [летописцы], чтобы узнавать с их помощью об их событиях, и порядок кипу, каким он был [раньше], и каков он сейчас.
Как уже было нами написано, Инги установили порядок, как выносить идолы на свои праздники, и чтобы некоторым, наиболее мудрым из них, отдавалось предпочтение, чтобы из песен знаемы были жития правителей, каковы они были [сами], и каковы они были [в делах] управления королевства, для цели мною уже названной. И следует также знать, что кроме того, это был их обычай, и часто используемый и соблюдаемый закон, выбирать во время его царствования или владычества одного из трёх или четырёх самых старых мужчин своей народности, которым, видя, что для этого они были умелы и пригодны, им приказывали, чтобы все дела, произошедшие в провинциях за время их царствования, будь они удачные или же напротив, [всё равно] закрепили их в памяти, и о них да составили и упорядочили песни, дабы чрез звучание то смогли бы в будущем понять минувшее, но так, чтобы песни те не были ни известны народу, ни высказаны иначе, как только в присутствии правителя. И вынуждены были те, кто должен был этим заниматься при жизни короля, ни рассказывать и не говорить ни о чем, касавшемся его, а потом, уж после его смерти, преемнику верховной власти говорили такие слова: "О великий и могущественный Инга, Солнце и луна, земля, горы, деревья, камни и твои родители оберегали тебя от несчастья и, похоже, сделали процветающим, счастливым и удачливым среди всех родившихся [на свете]! Знай, что дела, случившиеся при твоём предшественнике, таковы". А затем, говоря это, устремив глаза долу и опустив руки, с превеликим смирением они извещали и сообщали обо всём, что знали, что у них неплохо получалось, поскольку среди них есть много людей с отличной памятью, проницательным умом и здравого суждения, настолько полные сведений, как будто они свидетели, такие как мы здесь [и сейчас], слушающие их. И вот, сказав это, сразу как то королю стало ведомо, он приказывал созвать других своих старых индейцев, которым наказывал, чтобы они позаботились узнать песни, которые те закрепили в своей памяти, и привели в должный порядок другие, новые, из тех, что произошли за время его царствования, и какие вещи были израсходованы и что уплачивали провинции, [всё то] записывалось бы в кипу, дабы было известно, что давали и платили в виде податей, [после того, как] он умрёт, да и за время правления его предка. И если, конечно, не был то день великого веселия или иной день оплакивания и печали по поводу смерти какого-либо брата или сына короля, потому что именно в такие дни было дозволено сообщать об их величии,
Кроме того у них был и другой устав, [из коего] знали и ведали о том, как нужно было осуществлять взимание податей, [управление] провинциями, обеспечение, будь то при прохождении короля с армией, будь то при посещении им королевства, или не вникая во всё это, разуметь, что поступало в хранилища и платили подданные, таким образом, чтобы не нанести им [какого-либо] убытку, так ладно и толково, что наголову превосходили мастерство письменности, использовавшееся мексиканцами для их подсчетов и торговли. И это были кипу, являющие из себя большие нити связанных веревок, и те, кто этим занимался, были счетоводами, ведавших числом этих узлов, с их помощью они предоставляли сведения об осуществлённых расходах или о других вещах, случившихся много лет тому назад; и этими узлами они считали от одного до десяти, и от десяти до ста, а от сто до тысячи; и [в] одной из этих нитей содержится подсчет [чего-то] одного, а в другой - другого, и таким образом это делается, что для нас этот счет остроумен и таинственен, а для них самый заурядный. В каждой столице провинции были счетоводы, называемые кипукамайо [156] [ки] [quiposcamayos], и с помощью этих узлов они вели исчисление и учёт необходимых податей, уплачиваемых жителями того района, начиная с серебра, золота, одежды и скота, и заканчивая дровами, и другими куда более незначительными вещами; и с помощью этих самых кипу по истечении одного года, или десяти, или двадцати, извещали того, кому было поручено собирать отчет[ы]; и столь хорошо это делалось, что и пару альпаргат [157] нельзя было утаить [158].
Я недоверчиво относился к этому учёту, и хотя я слышал утверждения и разговоры о нём, многие из них я считал сказками; но когда я находился в провинции Хауха [Xauxa], [а именно] в том месте, что называют Майкавилька [159] [Maycavilca], я попросил у правителя Гуакорапора [Гуакра Паукар], [160] чтобы он таки объяснил мне вышеупомянутый учёт, таким образом чтобы я развеял свои сомнения и удостоверился, что ему можно было доверять и считать правдивым; и затем он приказал своим слугам прийти с кипу. А поскольку этот правитель, как для индейца, был очень умным и осведомленным, с большой легкостью он удовлетворил в мое требование и сказал мне, что, дабы мне лучше это понять, мне стоило бы заметить, что всё, что он с своей стороны отдал испанцам с тех пор, как вошел губернатор Дон Франсиско Писарро в долину, находилось там чётко без какой-либо недостачи; и вот я увидел учёт золота, серебра, одежды, которую давали со всей кукурузой, скотом и другими вещами, от чего я поистине удивился. И нужно знать другое, что для меня несомненно: поскольку велись таки длительные войны и бесчеловечность, на лицо были кражи и тирании, учинявшиеся испанцами по отношению к этим индейцам, которые, если бы не имели такого великолепного порядка и слаженности, полностью были бы все истреблены и уничтожены; но они, как [люди] сведущие и разумные, и такими мудрыми государями обучены были, что среди всех было принято, что, если войско испанцев проходило через какую-либо из провинций, и если причинялся какой-нибудь вред, которого никоим образом нельзя было избежать, как то: уничтожение посевов, ограбление домов, нанесение иного тяжкого урона, кроме этих, чтобы во всех остальных районах имевшихся на королевской дороге, где проходили наши [войска], их счетоводы, которые снабжали бы наилучшим образом, какой им был под силу, чтобы под предлогом недостачи, их не уничтожили полностью, и так они хлопотали. И после того, как понесли расходы, правители, собравшись вместе, видели учетные кипу и с их помощью, если кто-либо потратил больше, чем другие, те, кто хуже был обеспечен, платили это, так что все уравновешивалось.
И в каждой долине этот учёт имеется и сегодня, и всегда в постоялых дворах столько счетоводов, сколько в ней [долине] управителей, и каждые четыре месяца они предоставляют свои отчеты вышеупомянутым способом. И с имевшимся порядком, они могли перетерпеть такие крупные сражения, что, если бы соизволил Бог, чтобы они остались: с хорошим обхождением, какое нынче им устроено, и с должным порядком и правосудием, какое имеется, то ожили бы и возросли в числе они, чтобы как-нибудь вновь стало это королевство тем, каким оно было, хотя я думаю, не будет ли это слишком поздно, а то и вовсе не сбудется такое. Поистине, я увидел селения и селения довольно большие, и пройди по нему хоть раз христиане-испанцы, оставалось оно таким, как будто прошелся по нему огонь; а поскольку люди не были столь разумными, и одни другим не помогали, погибали вскорости от голода и болезней, потому что среди них мало милосердия и каждый - хозяин своего дома, и больше его ничего не волнует. А сей же порядок в Перу существует только благодаря правителям, повелевавшим его придерживаться, и умели они внедрить его во все дела, столь великие, как мы это видим относительно находящихся у нас здесь, и других значительных вещей. Итак, я продолжу.
Нужно заметить, что, когда король-владыка посылал кого-либо из знатных орехонов из Куско, получить отчет от губернаторов, [и] если тот по причине заболевания в дороге умирал, после, в селении или в месте, где смерть его настигла, учиняли допрос свидетелям-местным жителям, как сие произошло, и посылал он [губернатор?] правителю вестников, где бы тот ни был, а у погибшего извлекали внутренности, несли их из [этого] селения в селение, откуда он вышел, и предоставляли их управителю с индейцами, которые клялись [161], что видели, как он умер и определяли болезнь, имевшуюся у него, так они боялись королей, что делали [даже] это. И если какой-либо орехон спускался в равнины или в другую землю с полномочиями получить отчет, на дорогу выходили к нему навстречу и принимали его с большим почётом, уважали его также, как в Испании, похоже, почитают Президента Королевского Совета, если бы он прошел через то место, объезжая с инспекцией и тщательно собирая отчеты по [своему] делу.
ГЛАВА XIII. О том, как правителей Перу с одной стороны очень любили, а с другой - боялись все их подданные, и о том, как никто из них, будь он даже большим сеньором и древнего рода, не мог войти к нему на приём, если в знак особого повиновения не был отягощён ношей.
ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, и весьма, что поскольку эти короли управляли такими огромными провинциями и землёй, такой протяженной, а местами столь суровой и загроможденной густопоросшими горами и заснеженными кручами, и равнинами песков, лишенных деревьев и воды, что необходимом было большое умение в управлении столькими народами [naciones] и столь отличными друг от друга в языках, законах и верованиях, чтобы держать их всех в спокойствии, и дабы наслаждались они миром и выказывали ему [правлению] дружественное отношение; и потому, невзирая на то, что город Куско был столицей их империи, как мы неоднократно упоминали, четко в определённых местах, о чем мы также скажем, у них размещались их представители и губернаторы, являвшиеся самыми мудрыми, проницательными и решительными, каких только могли найти, и не было такого помощника, какой бы не переступил последнюю треть своего возраста [162]. А поскольку они были верными [подданными] ему [Куско], и никто не осмеливался поднять мятеж, а также в свою очередь имелись митимаи, никто из местных жителей, будь он самым могущественным, не осмеливался даже попробовать осуществить мятеж, а если уж и пробовал, впоследствии каралось население, где тот мятеж поднялся, отправляя схваченных мятежников в Куско. И потому настолько сильно боялись королей, что, если они выходили [в поход] через королевство и соизволяли поднять одно из полотен, свисавших на носилках, дабы иметь возможность увидеть своих вассалов, они поднимали такой радостный вопль, что заставляли падать высоко парящих птиц прямо в руки; и все так боялись, что и о тени, падавшей от его особы, не осмеливались высказаться дурно. И не только это, ведь, достоверно известно, что, если какой-либо из его полководцев или слуг [выходили с инспекцией в какое-либо место] королевства с определенной целью, навстречу ему к дороге выходили с большими подарками не осмеливаясь, пусть он даже был один, чего-либо целиком и полностью не исполнить из их [инспекторов] распоряжения.
Таков был страх пред государями их в земле столь обширной, что каждое селение было так расположено и управляемое столь хорошо, как будто правитель располагался в нём самом, наказывая тех, кто перечил. Этот страх зависел от значения, каким обладали правители, и от их большой справедливости, поскольку они знали, что, будь они [народ] плохими, впоследствии неминуемая кара ждала тех, кто таковым являлся, и ни просьбой, ни подкупом её не избежать. Но поскольку Инги всегда творили добрые дела тем, кто находился в их владении, не допуская, чтобы их обижали, равно как и не несли чрезмерных податей, и не совершались над ними иные злоупотребления; помимо того, многие, у кого имелись бесплодные провинции, где их предки ранее жили в нужде, они устанавливали у них такой порядок, что делали земли плодородными и тучными, снабжая их вещами, в коих испытывали необходимость; а в других, где испытывали недостаток в одежде из-за отсутствия скота, им наказывали очень щедро таковые предоставлять. Итак, да станет известно, что как эти правители умели поставить себе на службу [другие народы], и чтобы они приносили им подати, так же они умели оберегать земли и переделывать их из варварских [досл. «грубых»] в очень организованные, лишенных самого необходимого – в такие, что не испытывали недостатка ни в чем. И столь добрыми делами и тем, что всегда правитель обеспечивал знать [los principales] женщинами да изысканными драгоценностями, они одерживали верх, как в исключительно добром к ним расположении всех, а также и в том, что, как я вспоминаю, своими собственными глазами видел старых индейцев, возле Куско, смотрящих на город и поднимавших превеликий вопль, превращавшийся у них в слезы, от грусти проливаемые, созерцая [contemplando] время нынешнее и вспоминая о прошлом, когда в том городе у них столько лет были их собственные правители, умевшие привлечь их к себе и в дружбе и в службе, совсем не так, как испанцы.