Хроника смертельной весны
Шрифт:
Анна устало перевела дыхание. Вот уже второй день они бьются над этой поддержкой, а Этьен, балетмейстер, все недоволен. Борис Левицкий, ее партнер, делает страшные глаза, после того, как тот в очередной раз орет «Halte-l`a!» и картинным жестом вцепляется себе в волосы.
Впрочем, Этьен прав – голова у нее, Анны, действительно забита не тем, чем нужно. Мелочь какая-то, но, как всякая мелочь, объяснения которой нет, она выводит Анну из состояния равновесия. Пару дней назад ее пригласил к себе директор Жоэль.
По обыкновению, он говорил уклончиво, в результате чего запутался сам и внушил Анне безотчетное чувство тревоги.
– Дорогая Анна, – начал он. – Как у вас дела? Вас все устраивает? Получив
Анна заверила его, что у нее все в порядке. Жоэль продолжал коситься на нее с недоверием. – Вы не собираетесь прервать контракт с Парижской Оперой? – наконец выпалил он.
– Ради бога, мсье директор! – взмолилась Анна. – Да с чего вы взяли?
– В связи с предложением, которое вы недавно получили, – промямлил он. – Или получите в ближайшее время. Логично предположить, что вы нас скоро покинете.
– Но я не получала никакого предложения! – возмущено воскликнула Анна. – И даже если б получила – я всегда выполняю взятые на себя обязательства и не подвожу людей, которые были ко мне добры.
– Отрадно слышать, – закивал директор. – Но, насколько я понимаю, от подобных предложений не отказываются.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – Анна начала раздражаться.
– Да? – в голосе директора все еще слышалась подозрительность. – Анна, я умоляю вас! Если вы соберетесь расторгнуть контракт… сообщите мне максимально быстро!
– Вы первый узнаете, – пообещала Анна. – Но, клянусь, не понимаю, о чем вы!..
…Вымотанный танцовщик, в насквозь промокшим от пота трико тяжело дышал, упершись ладонями в колени. Анна, переступая passe-pied [67] , посматривала на стенные часы – время близилось к пяти, а у нее с утра маковой росинки во рту не было. Но положение примы не позволяло ей жаловаться – так, во всяком случае, она считала. Зато Борис решил, что вполне может пренебречь условностями. – C’est tout! – заявил он. – Je suis fatigu'e et tiens! J’ai les crocs [68] .
67
перевод стопы из V в V позицию сзади вперёд (dessus) или спереди назад (dessous)
68
Все! Я устал, и, кстати, хочу жрать. (фр)
Этьен с досадой поморщился, но, не тратя время и нервы на споры, безнадежно махнул рукой: – Bien, на сегодня все. Завтра к десяти, – отдав короткое указание аккомпаниаторше, он скрылся за дверью танцкласса, бормоча вполголоса что-то нелицеприятное в адрес les c'el'ebrit'es russes ambitieaux [69] .
– Как же он меня достал, мудак, – пробормотал Борис, срывая со станка полотенце.
– Ш-ш-ш, – Анна покосилась на аккомпаниаторшу, которая невозмутимо собирала с пюпитра ноты. Борис говорил по-русски, но Анна не сомневалась, что эпитет, которым Левицкий припечатал Этьена Горо, уже прочно входил в лексикон труппы и персонала Опера Гарнье, ввиду частоты употребления емкого слова российским танцовщиком.
69
зарвавшиеся русские знаменитости(фр)
– Да ладно, – отмахнулся Борис. В этот момент в класс заглянула одна из служительниц. – Мадам Королева! Вас спрашивают внизу.
– Кто? –
– Какая-то женщина, и с ней девочка лет десяти, – сообщила служительница.
– Я сейчас спущусь, – пообещала Анна. – Только переоденусь.
Спустя четверть часа Анна появилась у служебного входа. Около охранника, задумчиво ковырявшего одноразовой вилкой китайскую лапшу в коробке, стояла женщина лет тридцати пяти – высокая, спортивная, с гривой пепельных волос, небрежно скрученных в нечто наподобие «бабетты». Несколько тонких прядей упруго волнились у висков. Девочка рядом – по всей видимости – дочь, была причесана точно как мать – видимо, страстно желая подражать той, которой восхищалась. «Быстро у них это проходит», – мелькнуло у Анны в голове: «Через несколько лет, скорее всего, она побреется наголо и сделает татуировку с именем бойфренда». Но отметила про себя, что обе держались как парижанки, уверенно и расслабленно, правда, женщина грызла дужку солнечных очков, словно в нетерпении.
70
Ресторан на Елисейских полях
– Bonjour. C’est vous qui m’avez demand'e [71] ?
Однако женщина неожиданно заговорила по-русски: – Анна? Вы же Анна Королева?
Анна кивнула, озадаченная – женщина была ей незнакома. Та улыбнулась ей, но девочка оставалась серьезной, даже чуть надутой.
– Вы меня не знаете, – сказала женщина. – Не пытайтесь меня вспомнить.
– Так может, вы представитесь? – Анна чуть нахмурилась. Она устала, проголодалась, а тут, похоже, назревал долгий разговор. Что надо этой даме?
71
Это вы меня спрашивали?(фр)
– Меня зовут Лиза, – спокойно произнесла женщина. – Лиза Гладкова. А это моя дочь Тони. Антуанетт.
– Лиза Гладкова? – пробормотала Анна, в замешательстве рассматривая девочку. – Я должна вас знать?
– Скорее всего, нет, – покачала головой женщина. – Если только Антон не рассказывал вам про меня.
Если б та вытащила пистолет и выстрелила в нее, Анна, вероятно, не была бы настолько ошеломлена. – Антон? Вы говорите про Антона Ланского? Вы его знали?
– Мы можем поговорить где-нибудь в другом месте? Не думаю, что нам следует вспоминать Антона – здесь. – Женщина огляделась вокруг.
– Пойдемте в кафе! – Анна выскочила из служебного подъезда. Она почти бежала – вот кафе, в котором она всегда обедает, официанты ее прекрасно знают. Она упала на стул подле одного из столиков. Лиза вместе с дочерью неторопливо следовала за ней.
– Говорите! – умоляюще произнесла Анна. – Вы знали Антона?
– Мы учились с ним в одной группе в МГУ, на юрфаке, – произнесла Лиза и обратилась к дочери по-французски: – Cheri'e, пойди купи себе мороженое, – она вручила девочке бумажку в 10 евро. Девочка пожала плечами и ответила:
– Я лучше книжку куплю! – и побежала через дорогу к Галери Лафайет.
– Итак?
– Антуанетт – дочь Антона, – без предисловий заявила Лиза.
– То есть как? – ахнула Анна. – Не может быть!
– Почему? – удивилась Лиза. – У нас был долгий роман. Но правду сказать, мы расстались на последнем курсе.
Анна растерялась. Она не знала, как ей реагировать на признание этой женщины. Было, однако, совершенно очевидно, что та говорит правду. Спокойное лицо, искренний голос и сквозившая в нем печаль.