Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Ахматов Александр Леонидович

Римляне долго осаждали город и в конце концов принудили его к сдаче. Жители Капуи, как изменники, подверглись жестокой каре: большая часть знати была казнена, остальных либо продали в рабство, либо поселили в различных местах Италии.

В римском сенате многие склонны были до основания разрушить ненавистный и враждебный город, но, как писал впоследствии Тит Ливий, победила «забота о насущной выгоде: земля была наиболее плодородной в Италии, город сохранили как пристанище для земледельцев».

В качестве новых поселенцев сюда в первую очередь хлынули римские вольноотпущенники — ремесленники и мелкие

торговцы. Они с особой охотой селились в столице Кампании, потому что в Риме они чувствовали себя гражданами второго или третьего сорта, а здесь становились равными среди равных, хотя по сути вовсе оказывались лишенными всяких гражданских прав, ибо, как писал Ливий, «город был городом только по имени. Не было в нем ни гражданства, ни сената, ни народного собрания, ни должностных лиц. Без общественного совета, без всякой власти население, ничем не связанное, не могло и объединиться; для судопроизводства сюда из Рима ежегодно присылали префекта».

Тем не менее население города быстро росло, и через сто лет Капуя не только возродилась, но и вернула себе отдельные права, которые позволили капуанским богачам — потомкам отпущенников — ведать некоторыми общественными делами, разумеется, под неколебимой властью римского префекта.

Римляне, стремившиеся как можно больше принизить статус города и в этом же смысле само имя Капуи, сделать его нарицательным, как пример бесславного конца для тех, кто осмелился бы когда-нибудь выступить против владычества Рима, довольно скоро с удивлением обнаружили, что обновленное капуанское население, лишенное самоуправления, странным образом сблизилось по своему положению с полноправными римскими гражданами, живущими вне Рима.

Во-первых, все капуанцы находились только под юрисдикцией своего римского префекта, обладавшего всей полнотой власти, которая, помимо Капуи, в значительной мере распространялась на всю Кампанию.

Префект смотрел на жителей Капуи как на своих подданных, покровительствуя им в первую очередь. Капуанец, находясь в любом другом городе, при случае всегда мог сослаться на особый статус своего города, зачастую имея в лице префекта заступника и патрона.

Во-вторых, жители Капуи пользовались особой привилегией — они были освобождены от тяжелой воинской повинности. Такое их положение вызывало зависть у всех соседей, предки которых неизменно верны были союзу с Римом, и даже у римских граждан, для которых служба в армии была священной обязанностью.

Вполне понятно, что по этой причине капуанцы не отличались воинственностью. Данное обстоятельство собирался использовать Минуций. У него возник план захвата города с целью превращения его в свой основной опорный пункт.

Минуций уже знал, что в его деверсории хозяйничают секвестеры.

В числе их должны были находиться и его злые недруги — Волкаций и Сильван. Они поспешили в Капую на следующий же день после судебного разбирательства в Риме. Они опасались, как бы должник не попытался распродать что-либо из своего имущества до истечения тридцати льготных дней. Хотя гостиница Минуция в Капуе была перворазрядной и во время аукциона могла стать особой приманкой для покупателей, все же главной ипотечной ценностью оставалось его обширное поместье в окрестностях Свессулы.

Минуций был почти уверен, что Волкаций и Сильван не замедлили отправиться

туда для составления описи рабов, скота, хозяйственного инвентаря и общей оценки принадлежавших ему земельных владений.

Предвидя это, Минуций заблаговременно отправил в свессульское имение письмо для Ламида. В нем был приказ немедленно схватить секвестеров вместе с их рабами и содержать под усиленной охраной до его прибытия.

Управитель гостиницы Агаклей встретил Минуция сообщением, что секвестеры уже закончили опись имущества, опечатав счетные книги и денежный ящик с выручкой за последние три месяца.

От управителя Минуций узнал, что четверо из секвестеров проживают в гостинице, а двое других (это конечно же были Волкаций и Сильван) еще третьего дня отправились в Кланиан (так называлось имение Минуция, потому что все его земли находились у берегов реки Кланий).

— Аполлоний и Клеомен были у тебя проездом? — спросил Минуций управителя.

— Да, господин. Шесть дней назад. С ними еще был немой Родон. Они только переночевали и на рассвете отправились в Кланиан.

Управитель немного помолчал и продолжил:

— Аполлоний в разговоре со мной сокрушался, что дела твои очень плохи. Неужели все твое имущество вместе с рабами пойдет с аукциона?

— Ну, тебе-то, мой Агаклей, нечего опасаться, — с усмешкой произнес Минуций. — Ты ведь еще милостью отца моего сделался вольноотпущенником и успел, я надеюсь, скопить деньжонок на безбедную старость, столько лет обманывая своих господ?

— Как ты можешь так говорить? — обиделся управитель.

— Шучу, Агаклей… Но твой дом на улице Сепласии вряд ли куплен на сбережения от твоего, в общем-то, небольшого жалованья. Я слышал, твои сыновья вовсю торгуют там благовониями. Что ж, клянусь Юпитером Тифатским, я искренне рад за тебя и твое семейство! Уж кто-кто, а ты не пропадешь. Что касается рабов, то о них не стоит горевать — как были, так и останутся рабами… Но вот о чем я хотел бы тебя спросить, — вспомнив, сказал Минуций. — Ты знаешь, где живет ланиста Лентул Батиат?

— Да, господин. Его дом стоит на улице Шорников… Только старого Батиата нет в городе. На днях я встретил его сына, и он сообщил, что отец отбыл с группой гладиаторов в Помпеи, где объявлены большие игры…

— Прекрасно! — с непонятной для управителя радостью воскликнул Минуций. — Его сын-то мне и нужен. Отправь за ним посыльного с приглашением отобедать со мной завтра в гостинице. У меня к нему важное дело.

— Слушаюсь, господин.

Минуций устроился в одной из пустовавших гостиничных комнат и сразу стал готовиться ко сну: после долгой дорожной тряски он испытывал смертельную усталость.

Отец Минуция имел в Капуе свой дом. Но расточительный наследник продал его, и часть вырученных за него денег потратил на то, чтобы перестроить дом своей возлюбленной, где она с тех пор с радушием его принимала.

Положение изменилось после грандиозной ссоры его с Никтименой, которой не по душе пришлось решение Минуция исполнить годичный обет целомудрия, посвященный Диане Тифатине. Пылкая гречанка устроила ему скандал, вызвав в нем гнев своими язвительными шуточками. Минуций не утерпел и дал ей хорошую затрещину, после чего красавица, рыдая, потребовала, чтобы он убирался из ее дома и больше у нее не появлялся.