Хроника

Пармский Салимбене

Почему ты не желаешь служить только Богу? Грех до того, как его совершают, слаще меда, а после он – грязь, горче желчи» [2520] . Здесь кончаются слова Августина.

О земной жизни, как это сказано у Примаса

У Примаса [2521] есть славные рассуждения о земной жизни, где говорится:

Горе мне, о жизнь земная! Чем ты мне мила – не знаю. Коль меня ты обижаешь, что ж моей любви желаешь? Жизнь, ты – беглая воровка, вероломней рыси ловкой! Выносить тебя нет мочи, что ты, жизнь, меня морочишь? В пору смерть в тебе нам видеть, не любить, а ненавидеть. Нет добра в тебе ни грана, что же ждать даров обманных? Жизнь, игралище несчастий, словно жалкий лист в ненастье, коль ты так хрупка и тленна, что мне мило в жизни бренной? Жизнь, бессонных сонм страданий, страхов, мук и ожиданий, коль твое столь тяжко бремя, что мне тратить труд и время? Жизнь, зов смерти неминучей, замок на песке зыбучем, коль осталось так чуть-чуть, стоит ли пускаться в путь? Жизнь, соринка

во Вселенной, ты соломинки никчемней, но тлетворней, чем чума, вон из моего ума! Жизнь, вместилище чудовищ, ты ничьей любви не стоишь. Думаешь, ты станешь лучше, коль мою погубишь душу? Жизнь, предательства твердыня и безудержной гордыни, лишь себя ты обесславишь, коль меня грешить заставишь! Жизнь, беспутная девица, негодяйка и блудница, алчна, падка до обмана, что в тебе уж так желанно? Жизнь, отравленное яство, яд даешь, суля лекарство. Коль твои обеты лживы, как мне быть с тобой правдивым? Жизнь, бранчливая чудачка, неприступная гордячка, что ты злишься, что хлопочешь, от меня чего ты хочешь? Жизнь, /f. 460d/ забытое кладбище, проклятое пепелище, ты сама – червей добыча, что во мне добычу ищешь? Жизнь, болтливая сорока: много шуму, мало проку, что ты, жизнь, топорщишь холку, нет в твоих угрозах толку! Жизнь ленива и беспечна, бестолкова, быстротечна. Непутевая разиня, сгинь! С тобой не по пути мне! Жизнь, бесчестна и развратна, ты лишь грешникам приятна. Ты – кормилица пороков, нет в тебе ни капли проку! Жизнь, слепая побирушка, похотливая пьянчужка, утопаешь в нечистотах – где, скажи, твои красоты? Жизнь, назойливая муха, непотребная старуха, до любой поживы падка, прекрати свои нападки! Жизнь, бессовестная лгунья, неприглядная хвастунья, ты противна добрым людям, нет, друзьями мы не будем! Жизнь, горчайшая приправа, у тебя дурная слава: ты слукавишь, ты обманешь – для чего ты, жизнь, нужна мне? Жизнь, ты лишь личина смерти, мука вечной круговерти. Полно жизнью называться, за меня не смей цепляться! Жизнь, ты мерзости обитель, душ несытый похититель. Мне тяжка твоя обуза, нашему не быть союзу! Мне претит с тобою дружба, и даров твоих – не нужно, прекрати меня тревожить, мы одно любить не можем! Мне узор твоих обманов – будто соль на свежих ранах. Убирайся, злая лгунья, прочь, бесстыжая хвастунья! Твою ласку проклинаю, Твою дружбу отвергаю. Ненавижу твою славу, не люблю твои /f. 461a/ забавы. Мне любить тебя негоже, верить – не поверю тоже, не пойду на зов сирены, я – твой недруг неизменный! Жизнь, клянусь тебе – тобою, честь твоя – гроша не стоит: ведь дары твои – не розы, а мучения и слезы! Слушай, маета земная, я тебе не докучаю – не гонись за мной повсюду, пусть тебе я мерзок буду! Мне твоя краса постыла, ласки страстные – не милы. Жизнь, ужель того не знаешь ты, когда меня лобзаешь? Что ж, бесстыдница, с позором уходи, потупя взоры: коль сама не уберешься, горя, знай, не оберешься! Вон из сердца, прочь из мыслей – сам Христос меня очистит! И назад глядеть не надо: больше нет тебе пощады! Ты, злодейка, удивилась, что душа моя взъярилась? Да ведь ты одна в ответе за все гнусности на свете! Ты мой разум помрачила, слух душевный притупила, обрекла меня на муки, ты добру связала руки! Удушить меня хотела, а когда в глазах темнело, ты толики даже малой воздуха мне не давала! Что творил я – стыдно молвить, весь твоей покорен воле: за любое ослушанъе страшным было наказанье. Мысль похвальную сначала ты ощерившись встречала, угрожать ей начинала – и бедняжка убегала. Если я хотел говеньем упражнять свое смиренье, ты шептала без стесненья: «Тяжки муки истощенья!» Если нищему монету я давал, твоим советом было: «Эй, не дело это: сам пойдешь с сумой по свету!» С бедными хотел быть вместе – ты с притворным благочестьем: «Тот спасти сирот сумеет, чья мошна не оскудеет!» Если плакал безутешно над своим уделом грешным, ты смеялась: от рыданий, мол, слепым болваном станешь! Если я радел о душах бедных грешников /f. 461b/ заблудших, ты ворчала: «Эй, послушай, сам себя спасал бы лучше!» Если обличал беспутных, Мне шептала поминутно: «Ты порок исправил вряд ли, а врагов нажил заклятых!» Коль смирить старался гордость, слышал вновь знакомый голос: «Глупо кланяться, пойми же, тем, кто хуже или ниже!» Увидав меня за чтеньем, ты бросала мне с презреньем: «Ты бы лучше поработал, по миру пойдешь в два счета!» Коль работать принимался, шепот твой не унимался: мол, нельзя себя калечить, слабы силы человечьи. Если уступал при споре, ты подзуживала к ссоре: трусом, мол, того считают, кто себя не защищает. Если, не смыкая очи, проводил в молитвах ночи, слепотой меня пугала и безумцем величала. Коль,

устав от трат бездумных, вел расходам счет разумный, насмехалась: «Эй, бедняга, не прослыть бы в людях скрягой!» А когда без сожаленья стал я тратить сбереженья, всполошилась:«Осторожней, так ни с чем остаться можно!» Бесконечному презренью незнакомо снисхожденье. Гнусностей сосуд, тебя я бесконечно презираю. Знай, погибших душ отрада, глупых простаков услада, пусть мне смерть глаза закроет – не пойду к тебе слугою!

2520

S. Augustini Ad fratres in eremo sermo 49 («Братьям-пустынникам», проповедь 49) // Opera. Ed. Mauritius. Т. VI. Appendix. Col. 362.

2521

См. прим. 369. Приведенные стихи опубликованы: Levis Eug. de. Anecdota sacra. P. 119–121; Edelestand du Meril. Poesies populaires Latines du moyen age. Paris, 1847. P. 108–114; Mone F. Lateinische Hymnen des Mittelalters. Т. I. Freiburg i. В., 1853. S. 411–415.

О том, как пармцы выгнали из местечка Кампеджине наследников господина Гиберто да Дженте

В том же, а именно в 1285, году пармцы выгнали из местечка Кампеджине всех без исключения наследников господина Гиберто да Дженте, как сыновей [2522] , так и внуков. А выгнали их из местечка Кампеджине не только из-за застарелой ненависти к их отцу, то есть к господину Гиберто да Дженте, но также и потому, что возненавидели его потомство. О ненависти к отцу можно сказать словами Иезекииля, 18, 2: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». О том же сказано /f. 461c/ у сына Сирахова, 41, 10: «Нечестивого отца будут укорять дети, потому что за него они терпят бесславие». О ненависти к потомству сами дети могут сказать словами из Первой книги Царств, 12, 19: «Ко всем грехам нашим мы прибавили еще грех».

2522

Пино и Ломбардино. Подробнее о них рассказано ниже (с. 660–662).

О недостатках господина Гиберто да Дженте. Смотри о том же лист 397

Кроме тех недостатков господина Гиберто да Дженте, из-за которых его возненавидели пармцы и о которых выше было сказано достаточно, смотри лист 397 [2523] , были еще и другие, о которых никак нельзя умолчать. Так, когда он правил в Парме, папа Иннокентий IV, проживавший в то время в Неаполе, прислал за господином Бертолино Тавернери, который был женат на его племяннице госпоже Елене, чтобы сделать его подеста города Неаполя. Обратился господин Бертолино к господину Гиберто да Дженте с просьбой отпустить его, и тот позволил, но потом забрал выданное уже разрешение, причем после того, как тот уже запасся всем необходимым для путешествия и весьма поиздержался. Более того, он отправил его в ссылку в местечко Ночето, где у того были владения, и там он провел в неизвестности множество дней и ночей, со страхом ожидая козней со стороны врагов, и особенно ненавидевшего его Паллавичини, который был в то время правителем Кремоны.

2523

А также лист 396 b, с и 398 а, b.

Как-то ночью услышал он шум, который частенько ему доводилось слышать, вскочил на коня и ускакал в поля, и всю ночь провел без сна под открытым небом, готовый к бегству.

Убедился господин Бертолино, что господин Гиберто да Дженте не желает менять гнев на милость и возвращать его в Парму, как ему до того обещал, и поэтому он самовольно /f. 461d/ покинул место ссылки и отправился к папе Иннокентию IV, который за ним посылал, и тот сделал его подеста и правителем города Неаполя. При нем папа встретил свой последний день и был погребен в кафедральном соборе этого города.

Благодаря господину Бертолино, подеста Неаполя, был избран папа Александр IV, ибо он распорядился не выпускать кардиналов из города, пока они не изберут нового папу. Александр IV не забыл, сколь многим он ему обязан, и вплоть до самой его смерти [2524] лично опекал господина Бертолино; да упокоится душа его в мире, ибо был он человеком щедрым, могучим и влиятельным; и был он моим близким другом. Поговаривали, что не кто иной, как Уберто Паллавичини [2525] , приказал отравить господина Бертолино.

2524

В лат. оригинале стоят слова «mortis sue», которые могут быть поняты и как «до своей (т. е. папы Александра) смерти», но дальнейший текст указывает, что Салимбене имеет здесь в виду смерть Бертолино. Это, по-видимому, ошибка его памяти, так как Бертолино пережил папу Александра IV, умершего в 1261 г. В ноябре 1263 г. папа Урбан IV вместо владений, подаренных Бертолино Александром в королевстве Апулии и захваченных Манфредом, предоставил ему другие источники доходов. См.: Registres d'Urbain IV. Т. III. Reg. ordinaire. II. P. 127. № 1158; P. 129. № 1161. См. также прим. О. Гольдер-Эггера. P. 604. № 5.

2525

Уберто (или Оберто), маркиз Паллавичини, родом из города Пьяченцы (умер в 1265 г.). В 1236 г. его изгоняют из родного города. В Ломбардии – он один из видных деятелей лагеря гибеллинов. Император Фридрих II назначает его своим викарием в Луниджане. В эпоху, о которой ведет речь Салимбене, он был подеста города Кремоны.

А господин Гиберто да Дженте повелел разорить владения Бертолино и снести его дворцы за то, что он [самовольно] покинул место ссылки и отправился к папе, который за ним посылал. И этим господин Гиберто да Дженте проявил не только величайшую грубость, но и глупость, ибо если старший повелевает, а младший возражает, то слушать следует старшего. Вы можете прочитать, что сказали апостолы первосвященникам, Деян 4, 19: «Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?» Заметь также, что «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян 5, 29). И поэтому пророка, который пришел из Иудеи в Вефиль, умертвил лев за то, что он не повиновался устам Господа, и не было ему оправдания в том, что он повиновался человеку, который его и обманул. Эта история рассказана в Третьей книге Царств, 13.

Далее. Господин Бертолино не /f. 462a/ оставил после себя детей, и его брат господин Якопо также вскоре умер бездетным, оставив все свое богатство тамплиерам. Вот так полностью исчез дом господина Бартоло Тавернери из Пармы, который во времена императора Фридриха был могучим бароном. Весьма уместно сказать о нем: «Собирает и не знает, кому достанется то» ( Пс 38, 7). И еще: «Не бойся, когда богатеет человек, когда слава дома его умножается: ибо умирая не возьмет ничего; не пойдет за ним слава его» (Пс 48, 17–18).

О том, как Паллавичини правил в Кремоне, а Гиберто да Дженте – в Парме

В то время, как господин Гиберто да Дженте правил в Парме, Паллавичини, в свою очередь, правил в Кремоне. Как-то раз разговорились они по душам, и сказал Паллавичини Гиберто: «Ну скажи на милость! Разве не мне надлежит управлять Пармой?» И дабы показать, сколь он разгневан, стукнул что есть сил о землю мечом в ножнах. А господин Гиберто да Дженте не желал ему уступать власть над Пармой, а хотел сохранить ее за собой, ибо это давало ему не только почет, но и величайшую выгоду. Тем не менее он оказал милость Паллавичини и позволил ему войти в Парму [2526] с пятьюстами вооруженными всадниками, с которыми тот «не раз и не два» (4 Цар 6,10) проехал верхом по городу как бы забавы ради. Арбалетчики с натянутыми арбалетами разъезжали верхом вместе с Паллавичини и, казалось, были готовы пустить стрелу в любого, чтобы запугать народ и заставить его убраться прочь. Многое бы дал господин Гиберто да Дженте, чтобы они покинули город, ибо боялся, как бы те его не свергли, /f. 462b/ если останутся в Парме.

2526

Выше (см. с. 496) Салимбене говорит, что Гиберто не позволил Паллавичини войти в Парму.

Как-то раз Паллавичини должен был со своими воинами проследовать через предместье Кодипонте, где жили маркизы Лупи, и один из них приказал своему слуге вымыть себе ноги в лохани прямо на улице под портиком своего дома, ибо хотел показать, что боится Паллавичини не более, чем хвоста козы. Когда-то маркизы Лупи жили вместе с маркизами Паллавичини в местечке, что зовется Соранья, и расположено оно в Пармском епископстве, в пяти милях к северу от Борго Сан-Доннино, и с той поры повелось между двумя семействами соперничество неуемное.

Паллавичини так и не сумел стать повелителем Пармы, хотя этого и домогался, а господин Гиберто да Дженте со временем потерял и то, что имел. В общем, господин Гиберто да Дженте совершил это и вышеназванные злодеяния, из-за чего пармцы всей душой его возненавидели. Вот почему не следует тому, кто власть имеет, стараться всячески досадить своим врагам, ибо случается иногда, что

Луна на полпути – фортуне вспять идти!

Сказано у сына Сирахова, 7, 1: «Не делай зла, и тебя не постигнет зло». Там же, 7, 3: «Не сей на бороздах неправды, и не будешь в семь раз более пожинать с них». О том же, Ис 3, 11: «А беззаконнику – горе, ибо будет ему возмездие за дела рук его».