Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал
Шрифт:
В дверь неожиданно постучали, совсем тихо, но Шели все равно подскочила, как будто услышала боевой клич. Прежде их никогда не тревожили. Хозяин был предупрежден, а двое стражников, повсюду сопровождавшие своего командира, такого себе не позволили бы, не случись что-то серьезное.
Шумун, каким бы сонным и уставшим он ни выглядел, мгновенно открыл глаза, пружинисто поднялся с постели, обвернулся простыней, вытащил из ножен меч, встал у двери и спросил:
— Кто там?
— Мой господин, — услышал он знакомый голос одного из своих стражников, — здесь посыльный из дворца.
— Хорошо, я сейчас спущусь.
«Вот и
Шумун стал одеваться, стараясь не смотреть на поникшую Шели, сказал:
— Не грусти… Мы сможем увидеться завтра.
— Я хочу провести с тобой ночь. Всю ночь без остатка, чтобы не надо было думать о времени, — жалобно посмотрела на него Шели.
Он задумался, потом кивнул:
— Я сумею устроить так, что твоего мужа вместе с его сотней отправят сопровождать царский караван в Шуприю, их не будет в Ниневии два месяца… Тогда ты сможешь вырваться из дома на ночь?
Шели обняла его, сказала:
— Да, мой господин.
И едва слышно:
— Смогу, любимый…
Шумун и не помнил, чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл его любимым.
***
Простившись с Шели, Шумун вышел из комнаты.
Внизу, под лестницей, его ждал гонец. Им оказался Арица. Начальника охраны хотел видеть царь.
— Разве ты не должен быть на посту? — строго спросил Шумун. Меньше всего ему хотелось, чтобы в семье Шимшона узнали о неверности Шели.
— Я уже сменился, когда царь увидел меня и послал за тобой, мой командир…
Всего за пару месяцев этот стражник успел стать для Шумуна настоящей головной болью.
Арица и себе не мог объяснить, почему и зачем овладел Агавой. Ведь единственное чувство, которое вызывала у него эта запуганная и заплаканная девчушка, — жалость, но никак ни желание ею обладать.
Протрезвев, придя в себя, он понял, какую совершил глупость, но так как не умел просить прощения ни у кого и никогда, все, что ему оставалось, — это скрыть раскаяние за маской безразличия и непонимания. Как может отец обвинять его в преступлении, почти предательстве, за подобную оплошность?! Впрочем, это не помешало Арице согласиться с родителем, что Варда не простит такого проступка. Хуже всего было то, что он любил своего брата, свою семью, по-своему любил Хемду и Шели, хорошо и по-доброму относился к своим невесткам, нередко был не прочь подурачиться с младшими братишками и сестрами, с племянниками и племянницами. И вот, по какой-то несправедливой, нелепой случайности всего этого его лишили, изгнали из собственного дома, запретили появляться там под страхом смерти, оставили одного, забыли, словно прокляли.
Но Арица недолго упивался своим несчастием. Оказавшись на новом месте — не где-нибудь, а в царской страже, среди телохранителей Син-аххе-риба, под предводительством Шумуна — он нашел в этой перемене немало положительного. Во-первых, значительно выросло его жалованье. Во-вторых, служба не занимала у него так много времени, как раньше, — два часа в день он стоял на посту во дворце, два часа находился в полном боевом вооружении в комнате стражников; еще полдня занимался на плацу с мечом или копьем, да иногда сопровождал царя. В-третьих, ему льстили и его новые позолоченные доспехи, и дорогое оружие, и куда более высокий статус. В-четвертых, больше не надо было думать о ночных переходах, долгих и скучных осадах, и даже о своей амуниции, ведь теперь
Чего не ожидал — что это праздное существование очень скоро ему надоест.
Через два месяца он стал задирать сослуживцев. Без причины, без злобы, но с яростью, только ради того, чтобы почувствовать, как в нем снова, в точности как и раньше на поле боя, закипает кровь.
Шумун простил его в первый раз. Во второй — в качестве наказания на сутки отправил в каменный мешок. После третьего случая — ссоры с дракой, после которой двое стражников выбыли из строя на целый месяц, — хотел выгнать из отряда. Помешало только одно: с этим должен был согласиться Син-аххе-риб, приказавший в свое время помочь Шимшону в любой его просьбе. Как на подобное решение отреагирует царь, можно было только гадать. Рассердится, посмеется?
«Неужто придется терпеть этого наглеца вечно», — раздраженно подумал Шумун.
— Кто сейчас у царя?
— Арад-бел-ит, — ответил подчиненный.
В это время дня Син-аххе-риб обычно уединялся в парке, игрался с внуками или общался со жрецами. О Шумуне он вспоминал лишь ближе к ночи. Значит, что-то изменилось.
Путь во дворец занял полчаса.
Шли молча. Хотя Арицу так и подмывало поинтересоваться, с кем встречался его командир. То, что Шумун нередко пропадал среди бела дня на постоялом дворе, вызывало среди царской стражи множество кривотолков. Все гадали, кто та красавица, с которой уединяется их начальник, — юная девушка или зрелая женщина, из какого сословия, и почему все это окружено такой тайной, уж не замужем ли она?
В большом тронном зале у Син-аххе-риба кроме Арад-бел-ит был Мар-Зайя.
Шумун, пытаясь понять, какое настроение у его господина и чем вызвана смена привычного распорядка дня, смотрел на царя все то время, пока шел к трону. Син-аххе-риб довольно потирал руки, что бывало с ним только в минуты сильного возбуждения, вызванного приятными новостями.
Шумун осторожно приблизился к царю и осторожно, чтобы не помешать разговору, встал справа от трона.
— И ты его нашел? — не скрывая своего любопытства, спросил царь у Мар-Зайи.
— Да, мой повелитель.
— То есть ты уверен, что все эти документы поддельные?
— Все всяких сомнений, мой повелитель. Я все проверил. Тайной печати, которая стоит на всех документах этого писца, на подложных документах нет.
— А что скажет мой сын? Как получилось, что всех нас обвели вокруг пальца? Ты уже нашел виновного?
— Виновного найти крайне трудно. Кто-то подменил все расписки и сметы, связанные с именем Мар-Априма, выдал их за настоящие и воспользовался нашей доверчивостью, — ответил Арад-бел-ит.
— Уж не собираешься ли ты сказать, что Табшар-Ашшур тоже пострадал напрасно?
Царевич понял, что отцу не очень хотелось бы услышать о своем не слишком праведном и скором суде, а поэтому поспешно ответил:
— У нас нет никаких сомнений относительно вины Табшар-Ашшура. У нас есть только доказательства, что Мар-Априм, слава богам, невиновен…
— Остается лишь найти нашего дорогого раббилума, если, конечно, у тебя это получится, и подарить ему прощение, — усмехнулся царь, намекая на то, что Арад-бел-ит не слишком старался в поисках опального министра. — Хорошо, что все так обошлось. Как думаешь, где он скрывается, в Шуприи?