Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
Парень говорил, а внутренне себя ругал за то, что путал не только Гаару, но и себя самого. Так, хватит, заканчивать пора!
– Я чувствую себя виноватым перед тобой, – тихо. – Я не могу это так оставить, а потому прошу прощения за ужасную жизнь.
Шукаку немного повернулся к Собаку и, взъерошив волосы у себя на затылке, виновато улыбнулся. На деле ему хотелось откусить себе язык или же попытаться это сделать за лишнюю сейчас болтовню.
– Ты просишь прощения? У меня? – еле слышно пробормотал Гаара. Его голос пробирал до костей, до дрожи.
–
Тануки отвернулся от Собаку и уставился на свои ступни, стараясь занять голову бытовыми мелочами. К примеру, у него нет ни копейки денег, а износившиеся драные сандалии пора сменить на новые. И обмотки на голенях поистрепались, неплохо было б заменить. Зато вот штаны – только постирать, крепкая ткань.
Шукаку пошевелил пальцами ног и щелчком убрал с колена присохшую грязь. Ничего не изменилось: широкие штаны не стали чище, а Гаара хранил молчание.
Лучше б он сказал хоть что-нибудь: наорал, процедил угрозу. Напал бы! Что угодно вместо оглушающей тишины, из-за которой густел воздух и становилось трудно дышать. Впрочем, у тануки была тайна, не принадлежащая ему.
– Слушай… – неловко начал он, догадываясь, что, возможно, не даёт собеседнику собраться с мыслями. – Есть кое-что, что я должен тебе сказать...
Шукаку интуитивно почувствовал, как Собаку прислушался. Это придало ему немного уверенности.
Гааре обязательно нужно знать о Каруре.
– Твоя мама тебя не ненавидела, – негромко произнёс тануки, освобождаясь от чужой правды и ощущая, как с груди упал камень.
Раз. Два. Три. Четыре.
Секунда. Секунда. Секунда. Секунда.
– Откуда тебе знать?
Абсолютно мёртвый голос. Такой мог бы принадлежать ожившему трупу, умей тот говорить. И вряд ли кто-либо мог различить в этом голосе нотку недоверия и призрачной… надежды? Шукаку смог.
Тринадцать лет – немалый срок соседства.
– Я виделся с ней, – честно сказал тануки. – Когда нас с тобой... соединяли, я на мгновение был свободен и пришёл в себя. И увидел её.
Парень пересел к стене и откинулся на неё, устремив взгляд вверх. Вспоминать о Каруре было приятно, а говорить – на удивление легко. Тёплые руки, ласковый взгляд; Гааре повезло с матерью, но судьба решила, что им не дано встретиться.
– Замечательная женщина. Сказала, что я добрый, – Шукаку искренне улыбнулся, – и попросила защищать тебя, – он тихо вздохнул. – Вот я и защищал – как мог, конечно, но я старался. Даже когда перестал контролировать собственные инстинкты, песчаная защита работала. Сейчас вспоминаю… и всё так смутно, но эта просьба… Она помогла мне остаться собой и сохранить рассудок.
Шукаку втянул ночной воздух и на секунду прикрыл глаза, по крупицам восстанавливая образ Каруры. Всего пару секунд встречи – а уже так много... Наверное, духи умеют рассказывать о себе иначе: не словами, но без обмана и лукавства, даже то, чего они сами не знают до конца.
– Знаешь, она была такой… такой… – тануки зажмурился на мгновение. – Она не должна была умирать, просто не должна. Карура словно из другого мира пришла; появилась и… фую... – он
Парень тихо и коротко засмеялся, выражая не веселье, но радость, и глянул в сторону Гаары, который, замерев каждой клеточкой тела, сидел к нему в пол-оборота. Шукаку не видел его лица – только часть щеки. На светлой коже блестела мокрая дорожка.
– Эй… – смято. – Гаара…
– Замолчи, – с трудом выдавил Собаку. Худые плечи дрогнули.
– Да ладно тебе, – сказал тануки почти развязным тоном и несильно толкнул Гаару кулаком в плечо.
– Заткнись!
Гаара резко отвернулся к стене и уставился невидящим взглядом в безжизненную кладку. Собаку плакал беззвучно, его спина изредка вздрагивала, а по скулам скатывались и падали на пол площадки прозрачные капли. Шукаку сглотнул, пытаясь избавиться от вставшего в горле кома, и запрокинув голову к верху, чтобы не дать скатиться непрошеным слезам. И так уже ладонь солёная – стоило только провести ею по глазам.
– Ненавижу тебя, – донёсся до тануки тихий и удивительно расслабленный голос бывшего носителя.
Парень облегчённо выдохнул. У него в груди наконец-то развязался тугой узел. Придёт время, и их с Собаку отношения потекут в нужном русле.
Тихий шорох одежды. Шукаку повернулся и увидел протянутую руку Гаары, смотревшего куда-то вдаль. Быть может, на небо?.. Этот жест был настолько неловким, что в пору было умилиться, если бы не важность момента. Из-за того, что тануки сильно занервничал, рукопожатие вышло смазанным, но крепким и жгучим, похожим на удар статического тока.
Именно таким, каким должно было быть.
– Это ничего не значит, – сухо проинформировал его Собаку.
– Абсолютно, – поддерживая дистанцию, согласился Шукаку. – Но мы ведь не враги, да? – уточнил он на всякий случай; лучше знать заранее, собираются тебя убить в ближайшие дни или нет.
– Не враги, – подтвердил Гаара, сделав ударение на «не».
Так как говорить больше было нечего, они сидели молча, изредка перебрасываясь фразами насчёт того, что небо здесь отличается от неба в пустыне: воздух легче, звёзды иные. И в песках не услышишь стрёкот цикад.
Честно говоря, что-либо произносил только Шукаку, но он считал, что кивки Гаары можно считать за реплики, и, ощущая комфорт общества Собаку, втайне радовался всё же разрядившейся атмосфере.
Гаара жадно вдыхал прохладный воздух, словно заново учась пользоваться лёгкими. У него было ощущение, будто кто-то – возможно даже он сам – вытащил у него из сердца острое лезвие. Рана ещё ныла и кровь текла из рассечённых мышц, но он знал, что когда-нибудь от неё ничего не останется, кроме незаметного шрама. И, как ни странно, болтовня Шукаку настолько благотворно действовала на первичное заживление, что Собаку на неё лениво реагировал.