Хроники разведки: Эпоха холодной войны. 1945-1991 годы
Шрифт:
Один из наших собеседников говорил: «У предыдущего руководства нью-йоркской резидентуры была ориентация на “заявителей”, на “инициативников”. Соломатин ждал “заявителя” – на этом он сделал себе карьеру. Тогда, при нём, появился Уокер…
Неудивительно! Можно было бы сказать, что Борису Александровичу Соломатину безумно повезло: старший уорент-офицер [60] ВМС США Джон Энтони Уокер не только
60
Воинское звание, промежуточное между сержантским и офицерским – нечто типа старшего прапорщика (мичмана).
(Несколько позже, уже в качестве резидента в Риме, он принимал участие в вербовке ещё одного американского военного моряка – Гленна Майкла Соутера.) <…>
Борис Александрович создал целую систему работы с «инициативниками» и не отвергал «заявителей», пока сам всё как следует не проверит и не «прощупает». А он это делать умел…
Американцы, между прочим, считали его «сущим наказанием» для себя, и даже в здании ФБР висит портрет Бориса Александровича – как человека, нанёсшего наибольший вред США.
«Молодого встретили в КГБ как героя, – свидетельствовал Джордж Блейк. – Тем не менее после столь долгого отсутствия ему было непросто снова привыкать к жизни в Советском Союзе. Дело в том, что Молодый был не только первоклассным разведчиком, но и крайне удачливым бизнесменом. Будучи одним из руководителей канадской фирмы по производству и эксплуатации автоматов по продаже различных товаров (такова была его “крыша”), он заработал миллионы, которые конечно же не положил в свой карман, а полностью перевёл Советскому государству. Теперь ему очень нелегко давалась полная ограничений жизнь сотрудника КГБ, некоторые же аспекты советской действительности его просто возмущали. Особенно он критиковал неэффективность и некомпетентность управления советскими промышленными предприятиями и ведения внешней торговли. В то время любая критика, в чём бы она ни выражалась, отнюдь не приветствовалась».
Об интересном случае, который произошёл с Молодым, рассказал писатель Валерий Аграновский:
«Какое-то время его, как и Рудольфа Ивановича Абеля, возили на встречи с разными коллективами, например в ЦК ВЛКСМ или на ЗИЛ. Потом эти встречи прекратились… Почему так случилось? Вот пример. На автозаводе ему показали сначала производство: водили по службам и цехам, а потом пригласили в зал, битком набитый молодыми рабочими. Конечно, бурные аплодисменты – авансом. А он, буквально потрясённый хаосом и низкой производительностью труда, вышел на трибуну и прямо так и сказал: “Какой же у вас, дорогие товарищи, бардак на заводе! Я бы такое, извините за выражение, и дня не потерпел на моей фирме! Вот дайте мне ваш завод на один только год, я из него конфетку сделаю, наведу порядок и дисциплину, ну, разумеется, и рублем никого не обижу!”
Тут уж аплодисменты были не из вежливости, а по существу, честно им заработанные».
После этого случая последовали беседы в руководящих партийных кабинетах относительно необходимости для коммуниста избавляться от мелкособственнических замашек. В ответ Молодый заявил, что он как истинный коммунист хочет, чтобы наша промышленность и экономика…
Но руководящие партийные деятели такие речи не любили…
К 1967 году наглядно
Данные обстоятельства привели Семичастного, который являлся человеком Шелепина, к отставке с поста председателя КГБ при СМ СССР и удалению его из общесоюзной политической жизни. Таким ходом Брежнев решил ослабить влияние Шелепина. Семичастный был уволен «в почётную отставку»…
В мае 1967 года на должность председателя КГБ был назначен Юрий Владимирович Андропов.
К моменту назначения у него за плечами был уже солидный послужной список: руководящая партийная работа в Карелии, посты посла СССР в Венгрии, заведующего отделом и секретаря ЦК КПСС. Очевидно, что Комитет государственной безопасности нуждался в приходе человека такого масштаба, как Андропов. С одной стороны, это был опытный государственный деятель, с другой – ему был интересен этот участок работы, к которому он относился с уважением ещё со времени работы послом в Венгрии.
Личная ответственность за безопасность государства, положение страны в международном сообществе, соблюдение законности и порядка – всё это просто обязывало каждого председателя КГБ быть особо доверенным человеком у руководства страны.
Приход Андропова в КГБ не мог не повлечь за собой некоторых кадровых перестановок. По свидетельству генерала армии Бобкова, «положение дел в КГБ к моменту назначения Юрия Владимировича было сложным и напряжённым. Оно определялось распрями между отдельными группами руководящих работников. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. “Старики” из числа партработников не хотели сдавать позиции… Трудно приходилось профессиональным сотрудникам, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведёт дело новый председатель? С приходом Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому председателю. Зарекомендовать себя его сторонниками».
В кругах профессионалов советской разведки к Андропову относились с уважением…
Вадим Алексеевич Кирпиченко, длительное время бывший первым заместителем начальника разведки, так характеризовал Андропова:
«Юрий Владимирович был первым председателем КГБ, который с одинаковым интересом и рвением занимался и большой политикой, и оперативными делами разведки и контрразведки. В органах госбезопасности Андропов пользовался огромным авторитетом и любовью. Был он многолик: мог быть строгим и недосягаемым, мог быть близким и простым… Кто-то его не любил, кто-то, может быть, ненавидел, но все видели в нём умного человека. Крупного государственного деятеля, сторонника осторожных реформ, которому, увы, не было отпущено времени на их осуществление».
Между тем чрезвычайные обстоятельства не заставили себя ждать.
Вот что писал в своих воспоминаниях Маркус Вольф:
«1968 год был отмечен в США, во Франции и в Федеративной республике кульминацией студенческих волнений и движений протеста…
В начале 1968 года студенческие волнения в странах Запада приняли драматические формы. Это занимало моё внимание гораздо сильнее, нежели события у наших восточных и западных соседей, поэтому я и осознал критическое обострение ситуации в Чехословакии относительно поздно.