Хроники ветров. Книга 3. Книга Суда
Шрифт:
– Яйца себе среж, – бурчит Варк. – Все одно ни к чему будут, когда кто-нибудь из этих твои трофеи обнаружит.
– Скучный ты, Варк, вечно всего боишься… а мы аккуратненько… лишь бы не сломать, а то за сломанный много не дадут.
Этот человек много болтает, а еще невольно делится своим теплом и кажется, я могу… немного… сжать челюсть… дикий визг, удар по лицу, еще удар, горячие капли крови глушат холод… мало, очень мало. Добыча вырывается, но у меня уже достаточно сил, чтобы удержать, ухватить удобнее.
Теперь крови много, глоток за глотком.
– Г-господин… – человек стоит возле выхода из пещеры, вижу темный силуэт на фоне темного же неба, силуэт пятится к выходу.
– Г-господин, я н-не думал… я бы н-не позволил… – человек разворачивается и убегает. Догнать бы, но на некоторое время я утолила Жажду, тем более второй, которому понравились мои клыки, еще жив. Разодранные руки, разорванное горло, неаккуратно, много крови пролилось на одежду, но кое-что еще осталось. На сегодня мне хватит.
А завтра… завтра и подумаю.
От содранной с трупа шубы пахнет кровью, но мне уже все равно, проваливаюсь в сон, немного болезненный, но живой, согретый чужой кровью.
Я просыпаюсь от зова и долго не могу сообразить, где нахожусь. Камень, иней, трещины, смерзшаяся кровь и льдинки на грязной шерсти.
– Где, где, где… – вопрос стучит в висках. Господи, как же я ждала этого момента.
– Здесь… – нити, приняв ответ, радостно всколыхнулись.
– Жди.
Жду, я так давно жду, что еще несколько часов… или дней не играют роли. Поплотнее закутаться в полушубок, свернутся клубочком в мягкой утробе и с закрытыми глазами всматриваться в пронизанную яркими нитями темноту.
Искристо-золотой – радость. Оранжевый – беспокойство. Мне рады, за меня беспокоятся, и, черт побери, я почти дома.
Глава 3
Ярви появилась после захода солнца, честно говоря, Фома уже успел пожалеть о решении столь опрометчивом, более того, он надеялся, что девушка не придет, но… тихий робкий стук в дверь разрушил надежду.
Она была худой, с длинными спутанными волосами неопределенного цвета и разбитым в кровь лицом. Левый глаз почти заплыл, широкая ссадина рассекла правую скулу, а распухшие, лопнувшие губы казались непомерно большими для такого худого лица.
– Кажется, у кого-то был очень неудачный день, – отозвался Голос. – Ты бы хоть поздоровался.
– Добрый вечер, – Фома понятия не имел, что и как говорить дальше, присутствие Ярви его смущало. Она же, вздрогнув от звука его голоса, прижалась к стене. Боится? Она его боится?
– Проходи. Спать будешь вон там, – Фома указал на кровать, решив, что завтра же придумает что-нибудь со второй кроватью, а сегодня можно вообще не ложиться, ночь хорошая, самая подходящая для работы. Ярви по-прежнему жалась к стене.
– Есть хочешь? Хлеб, правда, не слишком свежий.
И снова молчание. Может, она немая?
– Скорее сильно испугана.
–
– Ничего. Не обращай внимания, вернись к работе и вообще, представь, что ее здесь нет.
Последовать совету, данному Голосом, оказалось несложно. Ярви, забившись в самый темный угол комнаты, затаилась.
– Тебе не стоит бояться меня, – разговаривать, сидя спиной к собеседнику, было несколько непривычно. – Меня зовут Фома. А ты Ярви, правильно?
Ни звука, ни вздоха, ни шороха.
– Я здесь недавно, ничего и никого не знаю. И ничего толком не умею. Писать вот умею… ну и красить.
– Что красить? – голос тихий-тихий, но хоть какой-то отклик.
– А не важно, что. Одно время были пушки, потом повозки, потом опять пушки… здоровые такие, углов много, деталей мелких, а нужно быстро.
– Почему быстро?
– Норма. Если не успеешь, разводящий потом накажет.
– И наказывали?
– Довольно часто. Видишь ли, писать у меня получается намного лучше, чем красить, – Фома обернулся, медленно, стараясь не делать резких движений. – Честно говоря, не самые приятные воспоминания.
– Герр Тумме сказал, что все равно… что не позволит мне остаться… что это не по закону и повелитель разозлиться, если я останусь, потому что я нарушила его закон и… – Ярви спрятала разбитое лицо в ладонях. Худые плечи вздрагивали, а широкие рукава рубашки сползли к локтям, выставляя на всеобщее обозрение уродливые темно-лиловые синяки.
Фома встал и, присев на корточки рядом с девушкой, – прикасаться к ней было страшновато – сказал:
– Никто не будет злиться на тебя. И ты останешься здесь, если, конечно, захочешь. А закон… ты ведь никого не убила? Не ограбила? Не украла?
Она замотала головой.
– Значит, все в порядке. Дай лучше посмотрю, что у тебя с лицом… не бойся, я не сделаю больно… Встань, нужно, чтобы ты села ближе к свету. Да, вот сюда.
Ярви боялась, причем всего сразу – и Фому, и ослушаться его приказов, и возможной боли. Смочив тряпку в холодной воде, Фома осторожно принялся смывать засохшую кровь. Синяков было много, некоторые старые, желтовато-зеленые, но большей частью свежие, распухающие горячими мягкими на ощупь лиловыми пятнами.
А глаза у нее красивые, во всяком случае тот, который не заплыл, поражает ярко-зеленым цветом, будто… будто трава.
– Скоро это все заживет, и ты снова станешь красавицей, – Фома и сам не знал, зачем сказал это, но сказав, сам поверил. А Ярви, отвернувшись к стене, заплакала.
После давешнего разговора с мастером Фельчи, Вальрик стал смотреть на Джуллу иначе. Не то, чтобы перестала ему нравиться, но… но он не имел права любить нее. У него есть цель и долг… обязательства… он скорее всего погибнет, может быть не на арене, но ведь место не имеет значения? Главное, что в какой-то момент времени Вальрик, несостоявшийся князь Вашингтона, перестанет существовать.