Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
меня в теплой постели.
Павел помолчал и добавил:
— Надеюсь, я недаром занял ваше время.
— Знаете ли вы, государь, что означает эта история? — спросил принц де Линь.
— Она означает, что я умру в молодых летах, — ответил Павел.
6
Кофе был подан в розовой беседке. Кутайсов готовил кофе для Павла по
старинному турецкому рецепту — с кардамоном, внушив тому, что этот напиток намного
лучше крепкого левантийского кофе, который подавали
изящную, в форме тюльпана чашечку в серебряном подстаканнике, Павел осторожно
поднес ее ко рту и медленно отпил глоток.
Кофе пили в полном молчании. Это был один из ритуалов, который свято
сохранялся в великокняжеской семье.
Павел и Мария Федоровна сидели в больших покойных креслах у окна,
выходившего на убранный в немецком вкусе дворик. Остальное общество расположилось
за полукруглым столиком, стоявшим около изразцовой печи. Кутайсов стоял за креслом
великого князя.
Только он один и заметил, что рука великого князя, державшая финджан, дрогнула
и несколько капель ароматного напитка упали на мундир. Лицо Кутайсова одеревенело от
ужаса. По турецкому поверью, о котором он не раз рассказывал великому князю, кофе,
пролитый на одежду, считался знаком ужасного и неминуемого несчастья.
Павел вздрогнул, поднял голову — и лицо его исказилось в сильнейшем волнении.
Повернувшись в сторону окна, куда был устремлен взгляд великого князя, Кутайсов
увидел только что въехавшего во двор гусара верхами. Спешившись и привязав лошадь, он
бегом устремился ко входу в беседку.
В мертвой тишине Павел встал на негнущихся ногах навстречу вошедшему и
спросил, запинаясь:
— Что, что такое?
Гусар, смахнув с головы кивер, переломился в поклоне.
— Граф Зубов приихали, Ваше высочество, — сказал он с сильным украинским
акцентом. — Просили передать, что ждут вас во дворце по весьма срочному делу.
— Который Зубов?
— Граф Николай Александрович, шталмейстер.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что Зубов, прискакавший в Гатчину на
полузагнанной тройке, узнав, что великий князь обедает на мельнице, находившейся в
пяти верстах от дворца, послал известить о своем приезде двух нарочных. На мельницу
вели две дороги, и Зубов не знал, по которой Павел будет возвращаться.
Считая всех Зубовых своими смертельными врагами, Павел не ждал ничего
хорошего от внезапного появления одного из них.
— Ach`eve ton caf'e, Marie263, — сказал он, повернувшись к жене и склонившись к
ней, добавил шепотом: — Nous sommes perdus264.
Тем временем Котлубицкий, бывший у гусар командиром,
приехал с Зубовым.
— Да никого, — пропел гусар, выразительно поведя очами. — Один, як пес.
Только много позже Котлубицкий сообразил, что гусар, явно бывший не в ладах с
русским языком, хотел сказать «один, как перст».
— Ну, с одним можно справиться, — сказал Павел с некоторым облегчением, снял
шляпу и перекрестился.
На обратном пути Павла снова охватило сильное волнение. Перебирая причины
приезда Зубова, он останавливался на одной: Екатерина решила сослать его в замок Лоде.
Он едва мог владеть собой.
Мария Федоровна, пытаясь успокоить его, предположила, что, возможно, прибыл
гонец из Стокгольма. Она не теряла надежду на то, что сватовство шведского короля к
великой княжне Александре Павловне закончится благополучно.
Павел, впавший в прострацию, повторял одно:
— Nous sommes perdus, ma ch`ere, Nous sommes perdus265.
Лица офицеров, стоявших на запятках саней, были суровы.
Великокняжеская чета приняла Зубова в гостиной Марии Федоровны. Павел,
бледный, как полотно, с искаженным болезненной судорогой лицом, стоял, опираясь на
спинку обитого голубым штофом стула. За его спиной, на мраморной стене был виден
привезенный из Франции гобелен, изображавший Дон Кихота — рыцаря печального
образа.
263 Допивай твой кофе, Мари (фр.).
264 Мы пропали (фр.).
265 Мы пропали, дорогая, мы пропали (фр.).
Приблизившись на несколько шагов, Зубов упал на колено и сказал изменившимся
от волнения голосом:
— Крепитесь, Ваше величество, я привез дурные вести. Государыня при смерти.
Глаза Павла широко открылись. Он попытался сказать что-то, но не смог. Горло его
сковала конвульсия, лицо сделалось багровым. Подскочив к Зубову, он принялся
поднимать его с колен, потом обнял, отстранил от себя и, ударив себя характерным жестом
в лоб, воскликнул осипшим от волнения голосом:
— Какое несчастье, какое несчастье!
Вслед за этим Павел принялся метаться от великой княгини к Зубову, нервно
потирая руки и спрашивая как бы сам себя: «Застану ли я ее в живых?» остопчин
вспоминал, что он производил впечатление человека, сошедшего с ума, — и нельзя было
сказать от горя или от радости.
Впрочем, в Петербург решили отправиться только после того, как прискакал курьер