Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
— Взятые мною меры одобрены, — он помолчал, посмотрев на Федора
Васильевича со значением. — Государь изволил пожелать, чтобы войска гатчинского
гарнизона незамедлительно, — он поднял костлявый палец, обращая внимание на это
слово, — незамедлительно походным порядком прибыли бы в Петербург.
Ростопчин молча поклонился и вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения.
Ближе к полуночи в приемной появился Аракчеев в полевом гатчинском мундире,
забрызганном
Петербурга Аракчеев проделал верхом, и грудь его вздымалась, обнаруживая стесненное
дыхание.
Павел, тронутый преданностью своего любимца, поманил к себе Александра,
соединил его руку с рукой Аракчеева и сдавленным голосом произнес: «Будьте друзьями и
помогайте мне».
Аракчеев, больше обычного похожий на упыря, заклекотал от чувств. Огромный
подвижный кадык на его длинной жилистой шее ходил ходуном. Всхлипнув, он странно
наморщил подбородок, подбирая к самому носу складки кожи из-за ушей.
Павел смотрел на него с нежностью.
Александр, узнав, что Аракчеев прискакал из Гатчины, не имея с собой никаких
вещей, провел его к себе и дал собственную рубашку. Аракчеев хранил ее до конца жизни
как драгоценную реликвию, в ней он спустя тридцать восемь лет и был похоронен.
Только расставшись с Аракчеевым, Александр смог, наконец, пройти к жене.
Великие княгини по приказу Салтыкова весь день оставались в своих комнатах. При виде
Александра в ботфортах, крагах и длиннополом мундире, Елизавета Алексеевна
разрыдалась. Она впервые видела мужа в форме гатчинских войск.
2
Несмотря на все тревоги и волнения минувшего дня, с рассветом 6 ноября Павел
был уже на ногах. Пройдя в спальню, он осведомился у докторов о течении болезни.
Получив ответ, что надежды нет никакой, он распорядился призвать митрополита
Гавриила с духовенством читать глухую проповедь и причастить императрицу Святых
Тайн. Сам же прошел в смежный с опочивальней угловой кабинет, где Екатерина по утрам
принимала доклады.
Когда из-за притворенных дверей соседней комнаты раздалось тихое пение, Павел
почувствовал себя наконец самодержцем. В кабинет были немедленно призваны те, с кем
он желал разговаривать.
Должность обер-гофмейстера, важная в свете предстоящих печальных хлопот, была
поручена графу Николаю Петровичу Шереметеву, сменившему Барятинского, проведшего
ночь под домашним арестом.
Ростопчину Павел сказал:
— Зная мой прямой характер, я хотел бы, чтобы ты сам сказал, кем ты при мне
быть желаешь?
— Секретарем для принятия
— Э, брат, да какой же мне из этого интерес? — отвечал ему, немного подумав,
Павел. — Просьбы и жалобы я могу принимать лично. Назначаю тебя генерал-
адъютантом, но не так, чтобы гулять по дворцу с тростью, изволь теперь же принять на
себя распоряжения по военной части.
Ростопчин, мечтавший о гражданской карьере, вынужден был покориться.
Между тем в угловой кабинет был приглашен камер-паж Нелидов, брат Екатерины
Ивановны. Через четверть часа он вышел. Увидев его смущенное и счастливое лицо,
Ростопчин поздравил его с милостью императора.
Среди множества новых назначений, сделанных в первые дни павловского
царствования, взлет Нелидова был самым стремительным и возбудил наибольшие толки. 8
ноября он был пожалован в адъютанты к императору. 9 ноября сделан подполковником. 1
января 1797 года возведен в следующий чин и в тот же год сделался генерал-майором,
получив Аннинскую ленту и звание генерал-адъютанта.
Все его заслуги исчерпывались тем, что он был ближайшим родственником
Нелидовой.
Угловой кабинет был расположен таким образом, что каждый, кого вызывал Павел,
должен был пройти через опочивальню. Большинство задерживалось у еле дышащей
Екатерины, повторяя вопросы то о часе кончины, то о действии лекарств. Однако немало
было и тех, кто пролетал мимо смертного одра императрицы, уже и не вспоминая о той,
чей еле заметный кивок мог составить счастье всей жизни.
«Эта профанация императорского достоинства, это неуважение к религии многих
шокировало», — вспоминала через долгие годы графиня Варвара Головина.
С приездом Павла доступ во дворец был открыт для каждого, но у всех дверей
появились солдаты с ружьями. Приемные залы быстро наполнились людьми. Вчера еще
знаменитые вельможи стояли как бы уже лишенные своих должностей, с поникшими
головами, утратив весь свой блеск и величавость. Среди них бегали, суетились люди
малых чинов, наглые и хамоватые. Еще день тому назад многие из них и помыслить не
могли бы оказаться не то что во дворце, а в мало-мальски приличном петербургском доме.
Сегодня же они становились хозяевами жизни, и головы их кружились от предчувствия
перемен.
Их называли гатчинцами, и в словечке этом, часто произносившемся в этот день,
слышались и презрение, и насмешка, и тоска щемящая. Ну и, разумеется, зависть.
Среди этой разношерстной толпы выделялась фигура Безбородко. Понимая, что в